Журнал «Концепт» публикует вторую часть концепции писателя, телеведущего, заслуженного деятеля культуры РФ, заведующего кафедрой мировой литературы и культуры МГИМО Юрия Симонова-Вяземского. Первая часть опубликована в 1-м номере нашего журнала за 2018 г. Обе части концепции размещены на сайте «Концепта» в Интернете. Монолог Ю.П. СимоноваВяземского записала аспирант кафедры мировой литературы и культуры МГИМО Д.Д. Любинская.

Михаил Полищук. Взывая из бездны. De profundis clamat. Изд-во «Прогресс-традиция». М.: 2018. 392 с.

А.А. Ахтамзян. Познание – судьба моя: воспоминания. Национальная библиотека Республики Татарстан. Казань, изд-во «Милли китап». 2018. 188 с.

Делегация преподавателей кафедры философии приняла участие в работе XVIII Международных Лихачёвских чтений «Контуры будущего в контексте мирового культурного развития», проходивших в СанктПетербурге 17-19 мая 2018 года.

М.С. Горбачёв – герой или предатель?

Через предел: о работе XXV Международного симпозиума «Пути России. Границы политики».

Многие гипотезы антропогенеза в той или иной мере исходят из идеи о «жёсткой среде» как пусковом механизме антропогенеза и культурогенеза. В том числе это представление проникает и в учебники культурологии. Но действительно ли именно «жёсткая среда» стала пусковым механизмом антропогенеза и культурогенеза? Анализ современной критики в адрес так называемой «истсайдской» и «саванной» гипотез антропогенеза заставляет в этом усомниться.

Среди наиболее значимых контраргументов следует упомянуть установленный факт проницаемости для ранних гоминид восточноафриканского рифта, который, следовательно, не являлся непреодолимым барьером, изолировавшим Восточную Африку от прочих её частей. Еще существеннее то, что на протяжении миоцена и значительной части плиоцена ранние гоминиды наши обитали всё же не в саванне, а в достаточно и/или даже очень лесистой местности. Эти и ряд других фактов вряд ли позволяют объяснить начало антропогенеза и культурогенеза с помощью гипотезы «жёсткой среды».

Необходимо альтернативное объяснение, и таким искомым объяснением будет принятие взаимодействия двух решающих факторов как движущих сил антропогенеза и культурогенеза:

– во-первых, такой характеристики живых существ как поисковая активность (в первую очередь – именно внутренне обусловленная поисковая активность);

– во-вторых, приоритет вызовов «внутренней среды» (среды, создаваемой взаимодействием внутри популяций и между популяциями гоминид) над внешней. То есть уже на старте антропогенеза ранним гоминидам не с кем было более всерьёз соперничать, кроме как друг с другом. И главным образом именно поэтому они вступили на путь превращения в мыслящее существо.

В настоящей статье я хотел бы продолжить обсуждение идеи, сформулированной мной в (Романчук 2006: 435-436; Romanchuk 2009). Идея эта, собственно, возникла и созревала на протяжении более десяти лет в процессе чтения курса «Преистория» (Романчук 2011) для студентов «Высшей Антропологической Школы» (Кишинёв, Республика Молдова). Также весьма значимым для меня было то благожелательное внимание, с которым её встретили А.В. Коротаев и Л.Е. Гринин.

В конце ХХ в. в социальных науках происходит терминологический сдвиг от «информационного общества» к «обществу знания» («капитализму знаний», «когнитивному капитализму»). В различных концепциях, обсуждающих перспективы развития общества, экономическая структура которого основывается на знаниях, особое внимание уделяется анализу противоречий и рисков. Значительная часть прогнозов перспектив общественного развития подчеркивает беспрецедентность происходящих трансформаций, затрагивающих все сферы социальной жизни. Если вся система общественного развития концентрируется так или иначе вокруг производства и потребления знания, то трансформация традиционных способов оперирования знанием оказывается неизбежной. Концептуализация современного состояния как общества знания означает, прежде всего, переход к новой исследовательской парадигме. В её рамках ключевыми оказываются проблематизации трансформаций тех сфер, которые непосредственным образом связаны с производством и трансляцией знания. В этом контексте просветительская деятельность может рассматриваться как важнейший институт коммуникации науки и общества, исследование которого позволяет выявить изменения способов трансляции знания.

Сложившаяся в Новое время традиционная модель коммуникации науки и общества предполагала заведомо неравный доступ к знанию, его иерархизацию и вертикальную модель взаимодействия просветителей и обывателей. Цифровая революция предоставила человечеству беспрецедентную информационную открытость. В то же время поиск новых стратегий просветительства оказывается необходимым условием развития общества. Стремление приобщить большинство к знанию в современной ситуации означает пробуждение в человеке стремления к осмыслению фактов, явлений, событий, пониманию целостной картины тех или иных экономических, социальных, политических, культурных реалий. В связи с этим формирование критических компетенций, а также обучение методологии исследований оказываются необходимыми элементами новых просветительских практик.

В статье рассматриваются основные научноорганизационные особенности Института психологии Академии наук СССР на ранних этапах его становления. В качестве материала для анализа выбраны стенограмма первого заседания Учёного совета Института и книги, изданные в Институте в 1974 г.

Выбор архивного материала был связан с тем, что именно на этапе создания Института закладывались основные научные направления, которые отражали закладываемые в них научно-организационные принципы. Заседание Учёного совета не является формальной процедурой, так как по правилам, действовавшим в Академии наук в то время, состав Учёного совета Института утверждался на уровне Президиума АН СССР. В состав Учёного совета входили видные психологи и представители других специальностей. Выбор книг обусловлен тем, что, с одной стороны, печатные издания отражали те исследования, которые проводились в Институте, а с другой стороны, задавали перспективные направления будущих исследований. Выбор изданий 1974 г. обусловлен тем, что к этому моменту Институт уже заработал в полную силу, пройдя период организации подразделений и переживания известных бытовых неурядиц. На основе проанализированных текстов можно выделить следующие особенности начального периода становления Института психологии АН СССР:

– широта рассматриваемых тем (проводились как методологические, так и экспериментальные исследования, на разных уровнях поднимались общеметодологические проблемы, такие как соотношение индивидуального и группового, биологического и социального и др);

– претензии Института на лидирующие позиции в разработке ряда областей психологического знания, используя в своей работе передовые отечественные и зарубежные разработки. Институт изначально был сориентирован на мировой уровень проводившихся под его эгидой исследований;

– рассматриваемые в статье труды Института 1974 г. были выполнены на высоком методологическом и экспериментальном уровнях и по многим направлениям были сравнимы с уровнем мировой психологической науки.

Одной из наиболее актуальных тенденций современной философско-теологической науки является развитие логико-диалектического способа разумного мышления Всеобщего как Божественного. Ввиду наметившегося в послегегелевской мысли поворота к религии, границы между философией и теологией претерпели значительные изменения в сторону взаимной интеграции, что является одним из признаков, более того – характерной чертой так называемого постсекулярного общества. В этом смысле не только возможно, но и необходимо говорить о глубинном тождестве (при сохранении методологического различия) философии и теологии.

Особенный интерес представляет проблема мышления человека о Боге, мышление человеком Бога, Абсолюта, то, что в богословии называется Богопознанием или Богообщением, что, собственно, и составляет саму суть и образует форму богословия, производит и являет его возможность, и есть богословие по преимуществу. Бог есть первообраз человека, человек – образ Божий. Человек «логосен», он – сотворённый образ Логоса. Через человека (и в человеке) всё бытие обретает себя как логоцентричное, что и составляет цель всего сущего.

В святоотеческом богословии разрабатывается всеобщая диалектика спасения как процесса и результата Богообщения, возрастания человеческого духа во Христе Иисусе, то есть преодоление антиномий духа. Таким образом, устанавливается конкретное тождество – единство мышления и бытия во Христе, что возможно только при преодолении мышления в форме представления, при восхождении мышления Бога и в Боге в форме понятия, и далее – бесконечно, как идеи христианства в собственной конкретности, то есть во Христе, в Святом Духе, в Пресвятой Троице.

Настоящее исследование посвящено представлениям о внешнем виде верующих как одного из способов формирования религиозного самосознания. В понятие внешнего вида включаются одежда и атрибуты, связанные с изменением облика человека. В качестве отправного положения выступает утверждение об отсутствии точных канонических указаний по поводу особенностей внешности верующих, что вызывает процесс индивидуального нормотворчества в религиозном сообществе.

В ходе создания набора норм внешнего вида для православного мирянина включаются как механизм рационального дискурса, так и логика мифогенеза. Содержательная специфика представлений об образе верующего определяется также региональными традициями, возрастным и образовательным цензом, особенностями жизненного пути индивида. В качестве кейса для определения тенденций конструирования идеального облика верующего выбрано православное сообщество Прикамья. В качестве респондентов были выбраны верующие, сигнализирующие о своей религиозности путём участия в коллективной религиозной деятельности. Поставленные вопросы касались требований к внешнему виду прихожанина, использованию декоративных средств, без указания на то, в каких сферах общественной жизни должен быть реализован дресс-код.

Исследование показало наличие трёх групп верующих в зависимости от их отношения к вопросам внешнего вида. Консервативные прихожане настаивают на соблюдении совокупности норм, обоснованных собственным жизненным опытом, традицией или популярными мифоконструктами. Либерально настроенная группа склонна разделять сферы религиозного и светского, рационально обосновывая принимаемые ими нормы и смещая требования к внешнему виду только в ситуации, связанной с коллективной религиозной деятельностью. Сторонники полной свободы выбора внешнего облика не связывают одежду и косметику со своей религиозностью, связывая её только с духовным совершенствованием. Для всех групп внешний вид становится не только поведенческой нормой, но и маркёром сопричастности к сообществу, индикатором выделения единоверцев, воспоминанием о традиции, религиозным языком для тех, кто не владеет языком канонов и догм.

Непрерывный процесс глобализации человеческого общества во всём мире неминуемо затронул как право, так и религию. Вместе с тем, современная наука уделяет недостаточное внимание принципу независимости этих важных общественных сфер, вследствие чего данная проблема всё ещё остаётся недостаточно исследованной. Кроме того, актуальность данной темы детерминирована большим количеством разногласий, возникающих в ходе отношений государства и религиозных объединений в рамках реализации такого важного конституционального принципа, как светское государство. В статье рассмотрены основные особенности и проблемы взаимодействия права и религии со времён Мартина Лютера до наших дней, обозначены различные варианты подхода к понятию «светское государство», проанализированы ключевые философские мысли о его характеристиках, указаны проблемы развития представленных идей, а также продемонстрирована возможность современной реализации данного принципа.

Исследуя признаки светского государства, автор раскрывает более подробно на основе принципов, закреплённых в Конституции современной России. Прежде всего, речь идёт о лишении любой из религий, имеющих своих последователей в стране, от статуса государственной, юридически закреплённого в части 1 статьи 14 Конституции. Этот фундаментальный признак, дающий основательную базу для всех других свойств светского государства, поскольку он ограничивает одновременно и влияние государства на религиозные объединения, и их влияние на государство. Посредством этого признака гарантируется свобода вероисповедания, являющаяся личным делом каждого человека. Этим светским признаком обуславливается и отделение религиозных объединений от государства (часть 2 статьи 14 Конституции РФ), в связи с чем они не реализуют функции органов государственной власти, не принимают участие в выборах и не могут выдвигать своих кандидатов на выборные должности.

Всё указанное вовсе не означает, что государство никак не взаимодействует с религиозными организациями. Оно оказывает содействие в благотворительности, культурно-просветительской деятельности церквей, реализует правовое регулирование и предоставление религиозным организациям налоговых и иных льгот. Такого рода поддержка выходит за религиозные границы, представляя собой общественную ценность.

В статье речь идёт о гнозисе зла в жизни и творчестве М. Волошина. Его позиция анализируется в связи с толстовским непротивлением злу как результатом его, непротивления, переосмыслением, и с критикой непротивления В.С. Соловьёвым. Волошинская позиция в этом вопросе определяется творческим развитием им концепции мировой истории Р. Штейнера. Личность этого учёного оказала определяющее влияние на выработку собственной позиции Волошина в годы революции как защиту человека от толпы, будь то красные или белые. В этой связи исследуется подход Волошина к человеку-носителю зла ради спасения жизней и как он отражён в его стихах, статьях и письмах.

Деяния поэта основывались на его понимании зла в мировой истории как реальной, действующей в мире силы. Согласно Штейнеру, духи зла, изначально бывшие духами препятствий ради человеческого развития, в ходе истории в результате кармических закономерностей стали злом, и спасение зла лежит в поле ответственности человека. Отсюда волошинская основная мысль, вынесенная в заглавие статьи, – о приятии зла в себя и тем самым о превращении его в добро. Возможность этой трансформации определяется отсутствием онтологической пропасти между злом и добром, творчество человека тем самым оказывается в области претворения форм. Эта позиция Волошина и стала основой его жизненного дела в эпоху революции и террора – дела спасения человеческих жизней.

«Не противьтесь злому проникнуть в вас» – эта волошинская заповедь на весь дальнейший ход земной истории – звучит в соединении с мыслью о сжигающей любви: именно любовью, жгущим огнём духа, внутри души может быть сожжено то зло, которое человек призван взять в себя. В грехе и зле сокрыт непросветлённый огонь любви, и труд его просветления есть дело человека. «Где нет греха, там торжествует Дьявол» [Волошин, 2004а: 423]. В ином стихотворении: «И грех, и страсть – цветенье, а не зло» [Волошин, 2004а: 37]. В остро парадоксальной форме, вопреки обычному: где грех, там дьявол, даёт Волошин свой гнозис зла – изумительную истину: «…Во всём гореньи противоречий, / Несовместимых для человечьей / Стеснённой мысли» [Волошин, 2003: 235].

Данное исследование представляет собой анализ французских средств массовой информации первой четверти XX в., в которых так или иначе речь идёт о присутствии россиян во Франции и влиянии российской культуры на французское общество. Автор рассматривает русское влияние на литературу, музыку, искусство и театр в культурном пространстве Франции. Особое внимание уделяется периоду 1900-1925 гг. как наиболее яркому в истории франко-русских взаимоотношений, но, безусловно, для полноты исследования рассматривается и исторический опыт диалога двух стран, в частности, в сфере культуры. Цель работы – показать возможности «мягкой силы» культуры, основываясь на реальных исторических ситуациях, которые могут послужить хорошим основанием для будущих исследований в этой области, а также примером для нынешних усилий по улучшению имиджа России за рубежом. В статье проанализированы основные французские медиа начала XX в., причём как столичные, так и региональные, при этом разграничены статьи, написанные в период до и после 1917 г. На основе проведённого анализа определяется неуменьшающееся влияние российских деятелей на французскую культурную жизнь, несмотря на неурядицы в политической и международной сферах.

Отвечая одновременно на вопросы социологии, истории и культурологии, исследование носит междисциплинарный характер. Работа может послужить хорошим подспорьем для дальнейшего анализа межкультурных коммуникаций и территориального брендинга, в частности, разработки методов по улучшению бренда и имиджа России.Как можно было проследить в ходе исследования, французские печатные издания, которые освещали то или иное культурное событие, упоминая Российскую империю или Советский Союз, практически не подвергались влиянию политических поворотов, настроений в обществе, а объективно оценивали именно художественно-артистическую сторону рассматриваемого вопроса. Сделанные выводы помогают нам понять, что именно культура может и должна служить главной движущей силой, которая сможет свести на нет намеренную политизацию всего происходящего, которую мы можем наблюдать сегодня.

В статье выявляются и описываются этнокультурные особенности семантической нагрузки образа собаки – одиннадцатого знака зодиакального календаря в японской лингвокультурe. Актуальность исследования определяется возрастающим интересом учёных к языку символов, а также ролью, которую играет зодиак в повседневной жизни японцев, в том числе в политическом дискурсе. Будучи одним из средств выражения представлений о мире, он выступает системой знаков, с помощью которой кодируется разнообразная информация: временная, пространственная, астрономическая. Поэтому все образы двенадцати зодиакального животных, в том числе собаки, можно считать символами, культурно-ценностными доминантами японского социума.

Методологической основой исследования послужил типологический подход, позволяющий определить характерные черты культуры, методы когнитивной интерпретации и историко-культурного описания.

На примере артефактов, в частности, мифических «корейских псов» кома ину, памятных стел и буддийских изваяний в память о животных, рассматривается роль образа собаки в японской культуре в диахронном аспекте. Особое внимание уделяется периоду правления сёгуна Токугава Цунаёси (1646-1709), наделившего животных особыми правами. Выявляется семантическая составляющая образа собаки в фольклоре, мифологии и повседневной жизни японцев.

Результаты исследования показали, что образы зодиакальных животных коррелируют с зоологическим кодом языка культуры и имеют свою культурнонациональную специфику. В мировосприятии японцев символика собаки обладает не только мифологической, но и повседневной составляющей. Амбивалентность анализируемого знака зодиака в мифологии связана с образами инугами «собакибога» и окуриину «сопровождающей собаки», в повседневной жизни образ собаки воспринимается как символ верности, преданности и бескорыстной любви.

В статье раскрывается актуальность проблемы этнического самосознания, получившая второе дыхание в XIX в. по причине разворачивавшейся индустриализации в результате промышленной революции. Она дала импульс процессу глобализации, усиливающей взаимозависимость социальных субъектов. Сложность возникшей проблемы была связана с потребностью пробуждения молодого по сравнению с западноевропейскими народами духа славян. Историческая молодость обострила в славянской культуре рефлексию мировоззренческой трансформации, связанной с необходимостью выработки нового органического мировоззрения.

Эмпирически наблюдаемым проявлением этой рефлексии стало проведение славянских съездов в XIX – начале XX вв. Особенное раздражение в западной прессе вызвал славянский съезд 1867 г. в Москве, проведенный на базе Всероссийской этнографической выставки и зафиксировавший начало перехода жизни славянства к неклассическому типу рациональности, связанной с развитием антропологии и индустриализационных процессов. Их интернациональная сущность вместе с тем востребовала и переход от созерцательного типа мировоззрения к деятельностному. Наиболее адекватное отражение все эти процессы нашли в российском органицизме как концептуальном основании исторической потребности развития национального самосознания посредством духовного единения славян в контексте глобализованного мировоззрения, рефлексируемого отечественными мыслителями в сотворчестве с другими славянскими деятелями культуры.

В условиях глобализационных процессов, провоцировавших стандартизацию жизнедеятельности человека, защита национальной индивидуальности существенно осложнялась. Проблемой становилась и актуализация духовно-интеллектуального опыта, аккумулированного в российском органицизме особости на любом уровне бытия славянских социальных субъектов и состояния их духа. При этом задача сохранения молодой по историческим меркам славянской культуры, как и индивидуальности создавших её народов, была весьма значимой, так как речь шла о полном преодолении устаревшей механистической парадигмы.

В связи с процессом глобализации появившиеся термины современной глобалистики, такие как «новый гуманизм», «мировое сообщество», «единый земной шар», «реальное единство людей» и т.д., говорят о действии эстетосферы в учащающемся ритме гармонии социального космоса человека. Это указывает на неизменное и изменяющееся в существовании идей античной эстетики, для которой смысл социального космоса человека заключался в триединстве метафизических сущностей «Красота-Добро-Истина».

Настоящая статья обращается к эстетическому аспекту социального космоса человека, выделив в качестве основополагающей категории гармонию, а вместе с ней – стремление человеческого сообщества к гармонизации отношений в жизненном пространстве. Автор статьи в гармонии как принципе бытия видит неизменное «ядро» эстетосферы. Гармония как истина заложена в самом мироздании, в котором есть неизменное и изменяющееся; вечное и предельное, с одной стороны, и с другой – движение, вселенский ритм. Человек как «микрокосм», как феномен космической эволюции ощущает действие гармонии, связывая её с представлением о Красоте и Совершенстве, что вместе с тем не исключает трагизма существования. Человек, воспринимая неизменное в самом принципе гармонии и изменяющееся в своём бытии, стремится к истине в искусстве и науке. Гармоническое существование искусства в социуме возникает из-за противоборства и равновесия упорядочивающей музы и музы развращающей. Искусство – в мире прекрасного, так определялось его место в классической эстетике. Очевидно, что искусство и красота должны служить маяками в спасении человечества. Однако неклассическая эстетика размышляет уже не о гармонии и совершенной красоте, а о дисгармонии, наблюдаемой в социокультурных процессах, смене парадигм самого мироощущения.

Автором статьи выделено назначение искусства в социальном космосе человека, прежде всего, в функциях: эстетической; гармонизующей; коммуникативной; аксиологической; воспитательной; познавательной; преобразовательной; адаптивно-созидательной; креативной; этической; мировоззренческой; гедонистической; эвристической; эмоционально-экспрессивной; психофизиологической; врачевательной; прагматической.

Статья рассматривает предлагаемые в утопических проектах русской философии изменения религиозных основ общества, останавливаясь на трактовке догмата Троицы. Для анализа выбраны две утопии – «Третье царство» Дм. Мережковского и «Роза Мира» Д. Андреева. В них уделяется особое внимание изменению религиозных основ будущего общества.

Проект Дм. Мережковского создан в рамках концепции «нового религиозного сознания», оформившейся в философии Серебряного века. Важным для философа является соединение религии и культуры через духовное возрождение человека в новом обществе. Главная цель проекта – Царство Божье, где произошла эволюция христианства, создана единая всемирная церковь, раскрыта тайна пола и установлена гармония природы и социума. Его религия «Третьего Завета» должна разрешить все существующие противоречия. Обращение к символике даёт ему возможность раскрыть значение религиозного догмата о Троице. В данной утопии феминному отводится ведущая роль, что позволяет проследить связь с феминистскими проектами XX в.

Утопия Д. Андреева «Роза Мира», как и проект Дм. Мережковского, строится на новом религиозном учении философа, которое он называет интеррелигией. Конечная цель – Всемирное Братство, напоминающее идеал Царства Божья. В основе также лежит изменение трактовки догмата о Троице – введение Женского Божества. В Божественном, таким образом, проявляется полярность двух начал – мужского и женского. Философ рассматривает роль феминного и маскулинного и приходит к выводу о необходимости их относительного равновесия в мире.

Мы видим два проекта, предлагающих своё видение религиозных представлений в будущем обществе, которые строятся на соотношении в природе мужского и женского начала. Через трактовку Троицы философы показывают значение женского начала в мире, его роль в гармонизации социума.

Цель статьи − проанализировать особенности способа существования сказочного Иванушки-дурачка. Автор исходит из презумпции открытости Иванушки миру. Методологически ситуация открытости моделируется через элементы экзистенциальной аналитики М. Хайдеггера − экзистенциалы «расположенности», «понимания» и «речи», призванные задать тип открытости (Da-) Dasein. В соответствии с данным методологическим императивом, в плане разработки экзистенциала «речи» в работе на основе сказок, пословиц, поговорок реконструируется фольклорный портрет Дурака и особенности его дискурсивной коммуникации.

Внешность сказочного героя несёт символические отсылки к животности; вербальные проявления его а-коммуникативны. С точки зрения «расположенности» и «понимания» Дурак воплощает собой специфическое умение быть, заключающееся в особых (до-культурных) режимах телесности, включающих рассогласование процессов слушания и говорения, статичность, а также совершенно особую мотивационную и ценностную сферу, расходящуюся с доминирующими культурными кодами.

Это жизнь вне привычных оппозиций должного и сущего, желания и закона, личного и общественного, вне желания потрясти основы, вне честолюбия и героизма. И вместе с тем это жизнь творческая, предельно интенсивная, обращённая на предел испытания собственных возможностей, в экстазе – предельного испытания своей простоты. Смысл жизни Дурака не в том, чтобы захватывать и владеть, но в том, чтобы творить и отдавать. Дурак по отношению к социуму выступает в качестве подвижной, множественной, неполяризованной стихии. Цель существования Дурака − разгрузить жизнь, сделать существование легче. Дурак не только не обременяет себя, но стремится вовлечь в своё специфическое «недеяние» других. Если сказочный Царь ставит неразрешимые задачи, пытается завладеть чужой невестой, завидует гипотетическому богатству героя, загадывает трудные загадки, плетёт интриги, то Дурак вносит в однородное существование смех, игру, танец. В результате сказочный Дурак косвенным путём показывает своего рода альтернативный, «срединный» способ существования.