Статья посвящена анализу теории пространства и времени в работах японского философа-неомарксиста Тосаки Дзюна, одного из первых в своей стране критиков западной философии и одновременно последователя одного из её же направлений. Актуальность изучения этого феномена культуры состоит в возможности дополнить знания об азиатских философиях на фоне текущего «поворота на Восток». Эмпирическую базу исследования составляет цикл работ Тосаки, написанных в 1920–1930-х гг., а также его книга «Японская идеология». В статье использованы метод сравнительного анализа, дискурс-анализ, а также (на основе анализа понятий и терминов) приёмы логико-смысловой реконструкции системы идей, связанных с определённой проблематикой. Цель работы — на примере философии Тосаки исследовать содержание и особенности трактовки пространства и времени в японской мысли ХХ в. в контексте обсуждения роли повседневности как эпистемологического основания философских учений. В связи с этим реализуется задача выявления оригинальных решений и подходов японского мыслителя, позволяющих считать его наследие значимой частью историко-культурного процесса, а также уяснить значение его философских идей в современных дискуссиях. Другой важной задачей исследования является определение путей миграции и трансформации идей, в частности преломление и критическое переосмысление западных концептов в японском интеллектуальном пространстве. В результате впервые в научной литературе представлена развёрнутая реконструкция проблематики пространства и времени на основании всего корпуса посвященных ей работ Тосаки Дзюна. Обоснован вывод, согласно которому путём введения ряда понятий («повседневное пространство», «историческое время», «характер», «конфигурация», «актуальность» и др.) и отказа от традиционных для марксизма представлений о линейности времени и ценностного подхода к истории японский философ переосмыслил марксистскую философию истории с позиции своей теории повседневности и здравого смысла, создав оригинальную модель неравновеликих циклов, формирующихся изнутри исторического целого и обладающих внутренней завершенностью, и, таким образом, представил историю как нелинейный и неравномерный процесс, имеющий не только временнòе, но и пространственное измерение.

Статья посвящена актуальному в наши дни анализу научных позиций китайских философов по вопросам таких феноменов, как глобализация культуры и культурная глобализация. Цель данного исследования — систематизировать представления китайских философов о глобализации и культурной глобализации. В соответствии с целью работы определены следующие задачи: 1) определить круг идей, позволяющий перейти к анализу философских подходов к глобализации «с китайской спецификой»; 2) уточнить специфику научности китайской философии; 3) рассмотреть ключевые трактовки глобализации; 4) уточнить основания выделения и различия в интерпретации культурной глобализации и глобализации культуры. Материалами исследования послужили работы китайских философов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Методология исследования опирается на феноменологический подход и системный метод, что позволяет описать развитие путей концептуализации феномена глобализации в работах китайских философов как целостный исследовательский процесс. Использованы процедуры дискурс-анализа и метод включённого наблюдения. В результате получена системная реконструкция процесса становления концепций глобализации и культурной глобализации в современной философии Китая. В работе отмечается, что в настоящее время этот процесс не завершён; при этом выделяется круг авторов, работающих с разными моделями концептуализации глобализации. Установлено, что специфика научности современной китайской философии предполагает опору на идеи марксизма и идейные установки, формулируемые партийным руководством КНР, — прежде всего, Председателем Си Цзиньпином (что оказывается возможным в силу принятия марксистского тезиса о единстве науки и идеологии в рамках «истинной» философии). В качестве второй составляющей национальной научно-философской школы выделена установка на поиск значимых идей зарубежных философов с их последующим сопоставлением с традиционными взглядами и ценностями. Это позволяет адаптировать к китайской системе ценностей такую идею, как глобализация, и инкорпорировать её в планы стратегического развития Китая, — страны, которая позиционирует себя в качестве лидера общественных процессов современности. Анализ трактовок глобализации в работах Ван Чжэни, Цай То, Чжан Ихао и Чэнь Люцина, Чжэн Имина и Чжан Чаоина позволил проследить диалектическую связь экономических и политических идей, что способствует обоснованию места китайской экономики в контексте глобализации. Уточнение особенностей выделения Вэнь Цзюнем, Лю Хуаньмином, Фэн Цзяньцзюнем и Ли Данем культурной глобализации позволило определить основания выделения Китая как лидера построения гармоничного мира на основе многообразия культур. Культурная глобализация трактуется при этом как наднациональный процесс многообразия в единстве и единства в многообразии, где роль Китая состоит в усилиях по гармонизации взаимодействия. В свою очередь, глобализация культуры понимается как следствие влияния глобализационных процессов на культуру самого Китая, что требует значительных усилий по изменению ценностного содержания заимствованных идей и понятий.

Статья посвящена проверке давно и прочно утвердившегося в востоковедении тезиса о том, что конфуцианская философия и тем более историография, будучи нацеленными прежде всего на конкретные и рациональные задачи общественного управления, практически не затрагивали вопросы космогонии, «заменив» её космологией. Однако в последнее время утверждения о рациональности конфуцианского летописания подвергаются определенному сомнению — в том числе и в отношении корейской официальной конфуцианской летописи «Самгук саги (Исторические записи Трёх государств)». Сопоставление текста летописи с другими корейскими источниками позволило выделить три пласта, в которых можно обнаружить космогонические мотивы и элементы космогонических мифов. Такие сюжеты обнаруживаются в сообщениях об основателях государств, выступающих в качестве культурных героев, в подходе автора летописи Ким Бусика к изложению истории династических циклов (возникновения—расцвета—упадка—падения государства), а также в жизнеописаниях разных исторических персонажей, вынесенных в специальный биографический раздел летописи. Композиция этих биографий частично воспроизводит космогоническую модель цикла метаморфоз героя, предложенную Джозефом Кэмпбеллом. В летописном нарративе космогонические мотивы тесно переплетаются с космологическими, образуя своего рода бинарную монаду «инь-ян». Конфуцианская историографическая рационализация Ким Бусика не отторгает миф целиком, интегрируя в историко-политический морализаторский нарратив те его элементы, которые соответствуют канону историописания и значимости их для истории страны и народа. Сам процесс такой интеграции требует серьёзных усилий от историографа, поскольку миф порой «сопротивляется» такому переосмыслению. В итоге многие мифологические сюжеты отбрасываются, оставляя в историческом нарративе либо самые «сильные», наиболее значимые элементы, в каком-то смысле «пересиливающие» канон, либо те, что резонируют с мифологической основой самого канона.

Религиозный терроризм, а точнее, терроризм на религиозной почве, в настоящее время является одной из угроз во многих региональных контекстах. Соответственно, изучение связанной с ним проблематики носит не только академический характер, но призвано помочь в преодолении этой угрозы. В нашей статье терроризм на религиозной почве рассматривается в призме тезиса о «священном насилии». В качестве примера мы проанализировали отдельные аспекты проявлений исламского терроризма в рамках деятельности запрещённых организаций, которые активизировались с конца XX в. в Центральной Азии. Итак, цель работы — установить специфику интерпретации «священного насилия» представителями исламских террористических организаций (на примере Центральной Азии). Для достижения этой цели необходимо было решить следующие задачи: 1) систематизировать имеющиеся представления о тех аспектах культуры, на которых паразитируют террористические организации; 2) выделить основания обращения адептов этих организаций к концепту «священного насилия»; 3) на примере региона Центральной Азии установить специфику его интерпретации в контексте исламского терроризма; 4) сопоставить нейтральный контекст интерпретации понятия «священное насилие» со специфическими интерпретациями в исламском религиозном терроризме. Поскольку в статье рассматриваются идеологическое обоснование исламизма и использование религии для дестабилизации политической ситуации, легитимации насилия в отношении политических оппонентов, материалами исследования послужили источники двух типов: непосредственно высказывания лидеров исследуемых движений, представляющие собой псевдобогословские построения, и аналитические материалы, представляющие собой исследования подобных высказываний. Методологическую базу исследования составили теория социального конструктивизма и подходы сравнительного религиоведения, использован герменевтический метод, а также контент-анализ. С их помощью была уточнена специфика последовательных политических, институциональных и региональных изменений в Центральной Азии, которые способствовали распространению радикальных исламистских идеологий и их временной популярности у некоторой части населения. В результате исследования нами выявлены региональные особенности интерпретации «священного насилия», которые могут способствовать его использованию в качестве интегратора групповой солидарности лидерами террористических религиозных организаций. В работе показано, что внешнее влияние со стороны транснациональных террористических организаций, внедряясь во внутриполитический конфликт, разжигаемый либо непосредственно спровоцированный этнорелигиозными террористами, использует для привлечения последователей идеологическую конструкцию «священного насилия», серьёзно искажающую традиционные представления ислама. При этом именно «адаптированная» идеологами террористов интерпретация священного может быть использована как маркер для разграничения террористических организаций и «доброкачественных» религиозных объединений. Полученные результаты могут способствовать дальнейшему изучению религиозного терроризма как научной проблемы, а также быть использованы компетентными органами для оптимизации разрабатываемых антитеррористических мер.

В статье на основе теории парадипломатии раскрывается малоизученная тема внешних контактов квазигосударственных образований Ганзейского союза в качестве особого типа культурно-дипломатической деятельности. Актуальность такого исследования связана с необходимостью более полного, в том числе ретроспективного, описания поведенческой динамики подобных структур. Цель работы состоит в выявлении корней такого феномена современной культуры, как парадиплома-
тия. Для этого необходимо было 1) систематизировать современные теоретические подходы к парадипломатии; 2) апробировать теоретическую рамку изучения парадипломатии к истории Ганзейского союза; 3) раскрыть соответствия/несоответствия этой рамки экономическим, политическим и правовым аспектам деятельности Ганзы. Материалами исследования послужили теоретические работы, посвящённые теории парадипломатии, а также исторические документы, касающиеся деятельности Ганзейского союза. Исследование выявило, что, хотя традиционно парадипломатия рассматривается в контексте глобализованного мира, сложившегося в 1970-е гг., отдельные элементы парадипломатических связей («протодипломатии») можно обнаружить уже в эпоху Средневековья. В этой связи показано, почему внешние связи ганзейских городов-государств можно считать элементом парадипломатического взаимодействия: на территории городов Ганзейского союза функционировало общее Любекское право, регулировавшее в том числе внешние связи членов Ганзы и очерчивавшее рамки протодипломатического сотрудничества, общехозяйственные интересы толкали ганзейские города к взаимодействию с городскими образованиями Норвегии, Англии и Руси. С опорой на теорию канадского политолога А. Лекура доказано наличие у Ганзы всех трёх уровней парадипломатической активности. Помимо первого уровня (собственно экономического взаимодействия, лежавшего в основе существования Ганзейского союза, что показано на примере связей немецких городов с Новгородом) выделено проведение т.н. «Ганзейских ярмарок» как стратегии расширения собственного влияния городами-государствами можно отнести также и ко второму (культурному) уровню. Предоставление Любеком флота для передвижения армии Тевтонского ордена, сухопутные и морские военные походы и заключение Штральзундского мирного договора может быть отнесено к третьему (политическому) уровню. Работа системы контор Ганзейского союза проанализирована в контексте теории «антенн» парадипломатического взаимодействия Й. Чещельской-Кильковской и Т. Каминьски. Вместе с тем продемонстрированы ограничения использованных теоретических подходов применительно к средневековым городам-государствам.

Исследование процесса лексикализации понятий, связанных с темой профессиональной востребованности и успешности в культуре, восполняет потребность систематизации знаний о развитии языка в соответствии с дрейфом и обновлением культурных реалий. Данная работа имеет своей целью уточнить имеющиеся данные о семантическом поле понятия «популярность» в указанном контексте. Достижение этой цели предполагает, во-первых, установления круга понятий, составляющих основу семантического поля «популярности»; во-вторых, обращения к истории становления семантической определённости этого круга понятий; в-третьих, анализа лексических значений данных понятий с помощью количественных и качественных методов, включая методы корпусной лингвистики; в-четвёртых, установления семантических отношений этих понятий друг с другом, а также специфики их способности отражать процесс изменения жизненного мира культуры. Семантическая специфика понятий, связанных с популярностью в призме личной успешности, рассмотрена на конкретных примерах, связанных с развитием русского языка. Материалами данного исследования послужили оригинальные и переводные сочинения авторов (писателей, учёных и философов, чьи идеи оказали влияние на становление понятия «популярность» в русской культуре), содержащие интересующие нас лексические единицы. Особое место уделено данным Национального корпуса русского языка, где нужная нам лексика также развёрнуто представлена. При помощи методов сравнительного анализа и контекстного определения, а также анализа словарных дефиниций и контекстов их употребления, рассмотрены такие понятия, как «восхваление», «восхищение», «репутация», «известность», «слава», «знаменитость» и «популярность». С лингвокультурологической точки зрения устанавливается связь таких понятий, как «популярность» и «известность». При более глубоком лингвистическом анализе группы исследуемых понятий выявляются характерные для них семантические отношения.  В частности, векторные семантические модели подтверждают тесные связи лемм «успешность», «востребованность» и «узнаваемость». Квазисинонимами к «популярности» в большинстве случаев выступают «известность» и «успех». Показано, как в публицистическом поле (на примере новостного корпуса) актуализируется коммерческие аспекты этих понятий. В результате понятие «популярность» предлагается перевести в ранг термина, который можно рассматривать как комплексное имя данного семантического поля. Это имя называет культурный феномен интереса широкой группы населения к отдельной личности, её востребованности в конкретный исторический промежуток времени. В условиях информационного общества этот феномен приобретает черты манипулятивности, что открывает новые грани понятия «популярность».

Актуальность данного исследования обусловлена дискуссиями в российском обществе вокруг современных демократических ценностей, закрепившихся в западных странах, в том числе и на законодательном уровне: насколько новые свободы и ограничения в XXI в. конгениальны потребностям «обывателя», т. е. в данном случае среднестатистического европейца. Материалом для изучения этого вопроса послужили произведения популярного во всём мире шведского писателя Фредерика Бакмана — романы «Вторая жизнь Уве» и «Что мой сын должен знать об устройстве этого мира» (обе книги 2012 г.), а также экранизаций первого романа (шведской 2015 г. и американской 2022 г.). Цель исследования — определение мировоззренческих установок, транслируемых художественными мирами исследуемых произведений. Для достижения этой цели были проанализированы теоретико-методологические рамки, открывающие возможность изучения ценностей в призме культурологического исследования подобного материала; выделены ключевые особенности романа «Вторая жизнь Уве» и его и киноверсий, установлена специфика их «ценностного фрейма»; прослежены ключевые моменты романа «Что мой сын должен знать об устройстве этого мира» и определены ценности, транслируемые этим произведением. С опорой на аксиологическую и антропологическую призмы в рамках культурологического подхода применен интертекстуальный, интермедиальный и нарративный анализ текстов каждой из книг и двух экранизаций «Второй жизни Уве»; также использованы биографический метод и метод реконструкции взглядов героя художественного произведения. В результате предпринятой реконструкции создана культурологическая модель анализа европейских ценностей «маленького человека», обнаруженных благодаря их отражению в зеркале литературы и кино. Определены возможности и границы использования культурологического метода при анализе сложного и многоуровневого художественного материала. Выделены противоречия, пронизывающие различные версии экранизации романа «Вторая жизнь Уве». Описаны характерные несовпадения двух романов Ф. Бакмана: если первая описывает путь обретения толерантности ко всему новому человеком «старой закалки», то вторая развивает тему абсурдности современного мира, его неукоренённости в традициях, ведёт речь о беспомощности и беззащитности человека в новых реалиях, когда при максимуме демократических свобод возникает парадоксальный максимум несвободы отдельно взятого индивида. Показательным в аксиологическом контексте становится и то обстоятельство, что интерес режиссёров вызвала только первая книга — более «удобная» не только в сценарном, но и в идеологическом ракурсе — как локомотив лояльности к представителям меньшинств, а значит, предоставляющая больше шансов на получение международных премий.

Представлена рецензия на монографию М.А. Дударевой, Д.А. Ариповой, В.В. Никитиной «Поэзия в цифровую эпоху. В художественном мире Валерия Дударева» (М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2024. – 116 с.). Исследователи провели анализ поэтики В. Дударева в культурологическом и филологическом аспектах с акцентом на апофатических (трансцендентных, танатологических) свойствах организации стихотворных текстов. Показаны смысловые резервы натурфилософии В. Дударева, проявленные в неразделимости природного и сакрального. Лирический герой В. Дударева через присутствие в мире природы устанавливает семантические связи на глубинном уровне и формирует новые виды взаимообусловленности феноменального (созерцаемого) и ноуменального (познаваемого). Определены особенности диалогического Я Валерия Дударева через экзистенциальное прочтение сюжетных и образно-языковых связей с Пушкиным, Лермонтовым, Мандельштамом, Самойловым и многими другими поэтами. Онтогерменевтический подход обеспечил глубину проникновения в мировоззрение и в особенности поэтики В. Дударева, большого русского поэта, творчество которого сохраняет русский культурный код. На значительном эмпирическом материале был показан апофатический резерв аналоговой поэзии доцифровой эпохи. Авторы монографии обращают внимание на риски, связанные с цифровой поэзией, в которой утрачивается метафизический взгляд на мир.

Актуальность обращения к проблеме восприятия образов национальной культуры представителями другой культуры актуальна в наши дни в том числе в свете разнообразных попыток «отмены», исходящих из недр сообществ, ещё недавно увлечённо извлекавших на свет малоизвестные нюансы культурных портретов бывших партнёров. Именно таким произведением, причём относящимся к числу не самых популярных театральных пьес, вышедших из-под пера выдающегося российского и советского писателя Максима Горького, является написанная им в 1905 г. пьеса «Варвары». Цель данной статьи состоит в изучении смысловых доминант спектакля, поставленного по этой пьесе в боннском театре Каммершпиле Бад-Годесберг в 1993 г. в качестве образа репрезентации российской культуры, а также раскрытия её проблем, представлявших интерес для тогдашней немецкой публики. Соответственно в задачи исследования входило: 1) систематизация сведений о связях творческой судьбы М. Горького с немецкой культурой; 2) уточнение места пьесы «Варвары» в творчестве М. Горького в свете её театральной судьбы; 3) описание ключевых концептов, составляющих основу её поэтики 4) выявление социокультурной проблематики, нашедшей отклик в режиссуре изучаемой постановки 1993 г.; 5) установление культурных границ восприятия русской культуры немецкой публикой начала 1990-х гг. – 2024 г. в призме изучаемого феномена. Исследование представляет собой анализ непосредственно самой пьесы «Варвары», её сценической постановки в театре Каммершпиле Бад-Годесберг, на материалах немецкой прессы, собранные методом случайной выборки. Все цитаты критиков приводятся в переводе автора статьи. Опираясь на аксиологический и герменевтический подходы, а также на некоторые подходы имагологии, автор использует биографический метод и метод case study.  Также использован контент-анализ и некоторые приёмы анализа литературно-художественного произведения. В результате получены данные о специфике восприятия образа русской культуры в Германии начала 1990-х гг. в рамках формирования театрального образа, обращённого к поиску малоизвестных деталей знания «русской души». Показано, что этот образ пытались связать с важным для немецкой культуры (и при этом весьма неоднозначным) концептом «варварство», показывающим для немецкой аудитории прежде всего жизненную силу культуры. Выводы. «Немецкий след» творчества Горького позволяет заключить о высокой значимости этого писателя в качестве представителя русской культуры для немецкой аудитории. Пьеса «Варвары», оставаясь на периферии его творчества, оказалась востребована на немецкой сцене в 1990-х гг. прежде всего в силу своих концептуальных особенностей: здесь «загадка русской души» преподносилась в знакомой чеховской манере и вместе с тем подавалась с позитивными коннотациями жизненной силы и надежды на преодоление всех трудностей. Подобная «экология культуры» составила суть поэтики Я. Чунделы, который реализовал творческий импульс М. Горького в актуальной постановке, вызвавшей широкий резонанс в немецком обществе. Социокультурная проблематики «экологии в широком смысле» заложила возможности расширения культурных границ восприятия русской культуры немецкой публикой начала 1990-х гг., что к 2024 г. позволяет говорить об ограниченности попыток «отмены» русской культуры, остающейся в ряду общечеловеческих ценностей независимо от той или иной политической конъюнктуры.