В русскоязычной гуманитарной, включая философию, научной среде очень популярно понятие антропологического кризиса, выражение которого её представители находят практически во всех сферах жизни, в том числе медицине, образовании, самосознании. Особым проявлением такого кризиса считается изменение биологической природы человека, возможность которого открывают современная генная инженерия и медицина. Однако анализ конкретных рассуждений (дискурса) об антропологическом кризисе выявляет их несостоятельность. В англоязычной традиции кризис антропологии означает кризис соответствующей научной дисциплины. Под антропологическим кризисом в русскоязычной среде скрывается обычное экзистенциальное переживание, поиски смысла жизни, страх перед техническим прогрессом, то есть либо универсальные психологические явления, либо нежелание признать собственную отсталость и триумф машинной цивилизации. Киборгизация, которую представляют угрозой человеческой природе, в действительности только совершенствует её. Переход в «Матрицу» давно идёт и представляется крайне желанным для большинства людей, недаром придумано столько способов обхода заблокированных Интернет-ресурсов. Научное познание не имеет альтернативы в качестве единственного разумного, материалистического и достоверного способа объяснения действительности, ибо именно наука обеспечивает технический и социальный прогресс. Машинный перевод сегодня вытесняет классические многолетние программы подготовки специалистов. Объём и скорость распространения информации не угрожают человеку, поскольку, во-первых, нет необходимости в овладении всей информацией, во-вторых, существуют фильтры, в том числе сетевые, которые отсеивают данные, не интересные конкретному пользователю. Разговоры об антропологическом кризисе представляют собой разновидность научного мифа, ярлыка для сокрытия вполне прогрессивных явлений научно-технического и социального развития человечества. 

В центре внимания статьи исследовательская программа Б.Ф. Ломова, которая рассматривается через призму представлений о российской научной культуре, с учётом нюансов позднесоветского периода. Научная культура анализируется в соответствии с моделью, выделяющей в ней практики как характерный устойчивый образ действий, и паттерны как когнитивные элементы, которые придают культуре целостность. С точки зрения этой модели любая новация предполагает внедрение в культуру новых практик, которые сталкиваются с существующими паттернами. Выделяются три основных паттерна отечественной научной культуры, действовавшие в советский период, которые описываются по аналогии с «темами» С. Московичи в виде формул: (а) «наука — дело государственное», (б) «фундаментальная наука — создание задела для технологий будущего», (в) «наука — самоотверженное служение». Практики же, продвигаемые в рамках программы Ломова, были в значительной степени связаны с американской инженерной психологией, в том числе с образом действий А. Чапаниса, и как таковые сталкивались с принципами организации советского научного комплекса, в том числе и отражающими упомянутые паттерны. Как аспект этого столкновения рассматривается возникшее в советской психологии 1970-х – 1980-х гг. напряжение между сторонниками теории деятельности А.Н. Леонтьева и системным подходом Б.Ф. Ломова. В статье прослеживается связь между этой ситуацией и столкновением практик, продвигаемых Ломовым, с культурой науки позднего советского периода. В рассмотрении этого столкновения объединяются интернальная и экстернальная перспективы: с одной стороны, как его проявление исследуются теоретические противоречия между теорией деятельности и системным подходом, с другой — социально-политические проблемы, связанные с перемещением руководящего центра психологии из АПН СССР в АН СССР, с задачей объединения различных психологических течений в структуре Института психологии, с внедрением новых представлений об организации психологических исследований.

Предметом статьи выступает развитие подхода к категории «соборность», заложенного Вл. Соловьевым, в трудах П. Флоренского, С. Булгакова, Н. Бердяева. Данная категория рассмотрена в становлении от абстрактных форм к конкретному определению на основе метода гегелевской диалектики; процесс диалектического развития проецируется на современность на основе идей философского полилога с помощью приёмов символической трактовки языка русской религиозной философии XIX–XX вв. Соборность интерпретируется как специфическая онтология культуры, раскрывающая своё содержание в религиозной, светской и религиозно-светской социальности. С точки зрения гегелевской триады уместно отталкиваться от положения, согласно которому на уровне религиозной социальности соборность едина, тождественна с собой. В светской социальности, которой соответствует раздвоенность, различие, через опосредствование происходит переход соборности в противоположное состояние. Однако раздвоенность соборности не субстанциальна. Выступая в качестве необходимого момента диалектического развития, она приводит к соединённости всеобщего и особенного в религиозно-светской социальности как наиболее конкретной форме актуализации соборности. Каждый тип социальности предполагает присущую ей форму раскрытия соборности в языке-символе и качественно обозначается в текстах исследуемых авторов в виде таких религиозных представлений-философем (символов), как «странствование», «героизм», «подвижничество». Религиозная социальность определяется в символе «странствование» (С.Н. Булгаков) и в символе «подвижничество» (П. Флоренский и Н.А. Бердяев). «Странствование» и «подвижничество» несут в себе общие черты религиозного гипераскетизма, моноидеизма, вневременности, мученичества, избранности. В светской социальности соборность раскрывается в символе «героизм» (С.Н. Булгаков, П. Флоренский) как максимализм целей и средств, индивидуализм, избранность, коллективность, политический моноидеизм, мученичество. Общим для «странствования» и «подвижничества» религиозной социальности и «героизма» светской социальности являются вневременность, эсхатологизм, идея избранности, моноидеизм, мученичество, мессианизм. Диалектика проявляется в противоположной их актуализации в «странствовании» или «подвижничестве» религиозной социальности и «героизме» светской социальности. При актуализации соборности в религиозно-светской социальности прослеживаются следующие символы: в работах С.Н. Булгакова — «подвижничество», в работах Н.А. Бердяева — «героизм». Эти символы связаны с такими понятиями, как смирение, личностный максимализм действий, религиозная совесть, историчность, свобода. Личность при таком рассмотрении оказывается неизбежно «помещённой в» соборность, не может быть вне соборности, итогом становления которой выступает духовная тотальность Богочеловечества.

Статья посвящена исследованию стратегий адаптации к изменяющимся социальным условиям, характерным для городских религиозных сообществ на примере одной из общин Прикамья — Покровской обители при православном приходе церкви Покрова Пресвятой Богородицы. Сообщество верующих сложилось как православная институция под управлением активистов, впоследствии эволюционировав в закрытую группу с элементами мистики и эзотерики под руководством харизматического лидера-женщины. Логика произошедших изменений описана через анализ интервью с бывшими верующими, частной переписки и с привлечением
элементов биографического метода, материалов закрытой группы в социальной сети, записей занятий, проводимых лидером обители, фотографий, сделанных насельниками обители и их единомышленниками. Покровская обитель предстаёт как успешно адаптирующееся сообщество, изменившееся в условиях начавшихся судебных процессов. В качестве защитной стратегии члены общины выбрали активное участие в патриотических проектах, подачу заявок на гранты, выдаваемые местной администрацией, активное обращение к русским традициям в культуре. Особый акцент был сделан на военном воспитании, что привело к созданию специального обучающего центра, получившего имя в честь бывшего сотрудника внешней разведки. Дополнительным способом легитимации общины в социальном пространстве стало участие во всероссийских патриотических акциях («Бессмертный полк»). Все организованные мероприятия заставляют говорить о специальной мимикрии группы под лояльное обществу объединение, поскольку их содержание противоречит идеям ухода от социальной жизни, транслируемым лидером во время внутренних семинаров в общине. Выбранная защитная стратегия Покровской обители позволяет говорить о том, что религиозные объединения, не аффилированные с официальными религиозными организациями, открыты для активного использования нерелигиозных способов закрепления своей позиции в социуме.

В статье рассматривается особенность раскрытия темы царской власти в идеологии священников раннего иудаизма. Этот период важен для исследователей иудаизма, поскольку именно тогда закладывались основные представления о властных институтах общества, их атрибутах, функциях и особенностях. Наибольшую значимость здесь имеет институт царской власти, который трансформируется от чисто светского в сторону религиозного: царём становится священник. Данное исследование посвящено тем аспектам данных трансформаций, которым ранее не уделялось должного внимания: рефлексии авторов эпохи над образом библейского царя Давида и его месте в новом учении о власти. Помимо осмысления в рамках парадигмы светской власти, этот образ играл важную роль в становлении священнической идеологии указанного периода. Исследование сосредоточено вокруг трёх источников (1-я Маккавейская книга, книга «Премудрость Иисуса, сына Сирахова» и Дамасский Документ). Обоснован вывод, согласно которому развитие восприятия царя Давида проходило по крайней мере в нескольких направлениях. Первое не отрицало возможность возвращения царя из династии Давидидов, однако концентрировало внимание на построении нового учения о власти, в центре которого находится избранный священник. Второе направление представляло царя Давида как фигуру из прошлого, создавая новое учение о власти, где главой общества может стать только священник. Третье же направление, представленное Кумраном, радикально пересматривало пророчества о возвращении Давидидов на престол: в их представлении «царём Давидом» становилась их собственная община, претендующая на главенство в Израиле.

Создание корпусов испанского языка становится одной из приоритетных задач Королевской академии испанского языка (RAE) в ХХI в. Работа над составлением корпусов испанского языка является ответом на вызовы современной эпохи глобализации и основывается на новых компьютерных технологиях. Корпусы в лингвистике служат для изучения языка и представляют собой инструмент для обобщения данных о языке, имеющих разносторонний характер, начиная с частотности использования словоформ и заканчивая обучением искусственного интеллекта. Цель данной статьи — показать, как Королевская академия испанского языка (RAE), используя новые подходы в области корпусной лингвистики, расширяет области своей традиционной деятельности, распространяя испанский язык в цифровой сфере человеческой деятельности. Новизна данного исследования состоит в том, что все основные корпусы испанского языка, созданные Королевской академией испанского языка и Ассоциацией академий испанского языка, анализируются с точки зрения культурного вектора развития испаноговорящей цивилизации. Авторами определяется важность создания корпусов как способа развития данной языковой культуры в будущем, что подразумевает необходимость использования корпусов для обучения искусственного интеллекта. Поднимая тему важности цифровизации языка для общения машин с человеком, авторы считают составление корпусов необходимой основой для запуска этого процесса. В статье, с одной стороны, анализируются существующие на данный момент академические корпусы, c другой, описываются возможности применения корпусов для языковых исследований и для обучения искусственного интеллекта, и в итоге обобщается значимость корпусов в цифровую эпоху.

Великая русская литература XIX и начала XX вв. составляет единое целое с выдающейся отечественной журналистикой того же периода. Практически все ставшие знаменитыми литераторы начинали свой творческий путь, публикуя первые произведения в журналах и даже в газетах. Впрочем, приобретая известность, они продолжали сотрудничать с периодическими изданиями, предлагая им свои шедевры. Так, Лев Толстой опубликовал в журнале «Русский вестник» романы «Война и мир» и «Анна Каренина», а в самом популярном российском журнале «Нива», рассчитанном на массового читателя, вышел его роман «Воскресение». Писатель хотел, чтобы как можно больше простых людей ознакомились с его произведением. В том же «Русском вестнике» вышли романы Достоевского «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы». И.С. Тургенев напечатал в этом же журнале роман «Отцы и дети», а герои «Анны Карениной» горячо обсуждали события, о которых ранее сообщалось в газетах и журналах. Упоминание тех или иных периодических изданий, их краткая характеристика позволяли ярче показать настроения, раскрыть духовный мир читавших их литературных героев. В советское время отношение персонажей художественных произведений к тем или иным газетам и журналам создавало яркую картину того, какую роль играли средства массовой информации в общественных отношениях, какое место занимали они в политической системе страны. Наконец, благодаря тому, какие издания выписывались героями повестей и рассказов, можно было лучше разобраться в их мировоззрении, увлечениях, мечтах. Авторы данной статьи ставят перед собой задачу исследовать особенности использования упоминания о тех или иных СМИ в качестве художественной детали в литературных произведениях; выявить роль такого рода деталей в создании художественного характера, а также в воссоздании атмосферы и идеологии эпохи, рассмотреть упоминания о читаемых героями литературного произведения публикаций в прессе с точки зрения теории интертекстуальности, выявить особенности взаимодействия художественных и публицистических текстов в контексте эпохи, поставить вопрос о возможности привлечения художественных текстов в качестве источника для изучения истории СМИ.

Свидетельства о бытовании разнообразных культурных форм в различные исторические периоды можно проследить на различных артефактах. К уникальным артефактам истории культуры послевоенной Европы можно отнести недавние находки, описанные ниже. В личном фонде члена-корреспондента Академии Наук СССР, специалиста в области советского государственного права Алексея Ильича Лепёшкина, хранящемся в Архиве РАН (ф.No2004), находятся два памятных альбома, составленные учениками партийных академий ГДР в 1952 г. и подаренные А.И. Лепёшкину. Актуальность изучения этих находок, которые в данной статье впервые вводятся в научный оборот, обусловлена малой изученностью рукописных памятных альбомов данного периода. Комплексное рассмотрение исторического и культурного контекста взаимодействия между странами социалистического блока в период после окончания Великой Отечественной войны на примере России и Восточной Германии на сравнительно «узком» примере двух памятных альбомов немецких коммунистических ВУЗов даёт возможность вписать данные рукописные фольклорные памятники в широкий исторический, культурный и политический контекст. Письменный фольклорный жанр памятных исследуемых альбомов имеет ряд формальных признаков и содержательных особенностей. Статья посвящена формальному и содержательному описанию и анализу данных памятников как с точки зрения содержащихся в них текстов, так и с точки зрения визуально-антропологического анализа фотографий, рисунков и особенностей каллиграфии. Основываясь на представленном материале, можно сделать выводы о сохранении подобными альбомами фольклорной прагматики и форм бытования независимо от смены социального устройства в русской и немецкой культуре.

Статья посвящена исследованию «испанской темы» в советском фарфоре. Автор анализирует отражение стереотипного восприятия Испании в мелкой фарфоровой пластике советского периода на примере работ скульпторов Государственного фарфорового завода Н.Я. Данько, Е.А. Янсон-Манизер, К.С. Рыжова и А.И. Жирадкова, Городницкой фарфоровой фабрики Р. Манчук, Ленинградского завода фарфоровых изделий В.И. Сычева и Т.А. Фёдоровой, Конаковского фаянсового завода Е.М. Гуревич, Дмитровского фарфорового завода (Вербилки) Г.И. Озолиной, Полонского завода художественной керамики И.И. Мозолевского и изготовлявшей модели для него О.Л. Жникруп, работавшей на Киевском экспериментальном художественно-керамическом заводе (КЭКХЗ). Среди составляющих «испанской темы» автор выделяет романтические образы фламенко («испанского танца») и корриды, ключевые образы испанской литературной традиции — героев Сервантеса Дона Кихота и Санчо Панса, главного женского образа Кармен, созданного французом Проспером Мериме и закрепившегося в музыкально-танцевальном искусстве. К этим традиционным составляющим восприятия Испании в ХХ в. добавляется интерпретация в агитационном фарфоре переломного события испанской истории ХХ в. — гражданской войны 1936–1939 гг. В качестве ещё одного ракурса рассмотрения «испанской темы» в советском фарфоре предлагается формирование образов испанки и испанца, нашедших отражение во всех представленных сюжетах. Автор приходит к выводу, что основополагающими для «испанской темы» становятся танцевальные сюжеты, именно им посвящено большинство скульптурных работ, к ним обращались представители разных поколений мастеров советского фарфора. Эти же сюжеты транслируют и главный смыслообразующий, а также самый популярный и тиражированный в массовом сознании образ «испанской темы» — образ «испанки-Кармен».

Статья посвящена рассмотрению сериалов «Звёздный путь» и «Вавилон 5» в качестве сегментов американской политической культуры и коллективной памяти. Цель исследования — проследить особенности развития коллективной исторической памяти на материале американской массовой культуры (представленной этими сериалами). На примере кейса актуализации политической проблемы через её визуализацию «в фантастическом мире» обсуждаются вопросы допустимости внешнего воздействия более развитых обществ на менее развитые; а также конкретные пути ассимиляции «политического» в визуальных дискурсах массовой культуры. Методологическую основу исследования составили принципы, предложенные в рамках мемориального поворота и анализа политики памяти в парадигме интеллектуальной истории. Новизна работы состоит в определении общих и уникальных особенностей и направлений ассимиляции «политического», редуцированного до проблемы вмешательства/невмешательства в современной массовой культуре и исторической памяти. В статье проанализированы 1) модусы актуализации политических и социальных различий между обществами в сериалах «Звёздный путь» и «Вавилон 5», 2) политические и идеологические измерения вмешательства через призму массовой культуры, а также аспекты функционирования различных мемориальных культур, возникших как следствие такого вмешательства, 3) проблемы памяти как травмы, полученной в результате вынужденного взаимодействия воображённых обществ, имеющих различные идентичности, в контекстах вероятного развития коллективной мемориальной культуры и преодоления «неудобного прошлого» через формирование компромиссного мнемонического канона. Показан вклад сериалов «Звёздный путь» и «Вавилон 5» как элементов массового культурного дискурса в 1) дискуссии о развитии западной политической культуры, 2) изменение концептов Самости и Инаковсти, 3) ревизию прошлого в массовой культуре как форме исторической памяти, альтернативной другим её версиям, основанным на сознательно поддерживаемой социальной и культурной амнезии. Результаты исследования позволяют предположить, что ассимиляция «политического» в масс-культурном дискурсе стала 1) одним из стимулов идеологических модификаций и трансформаций современного общества, 2) формой продвижения принципов политической корректности и толерантности как её системных характеристик, 3) попыткой ревизии мемориального канона и интеграции в него альтернативного видения истории, основанного на актуализации маргинализированных пластов коллективной памяти.

В статье переосмыслен исследовательский подход к супрематизму как утопическому футуристическому проекту. Концептуальный анализ текстов К. Малевича, созданных с 1915 по 1922 гг. и посвящённых беспредметности, показал, что теория супрематизма может быть рассмотрена как оригинальный синтез идей четвёртого измерения (Ч. Хинтон) и эволюции сознания человека (П. Успенский). Что, в свою очередь, позволяет рассмотреть изложенные в теории супрематизма принципы сквозь призму понятия «Событие». И хотя данный термин сам К. Малевич не употреблял, идея «нового видения» как «вспышки смысла», открывающей возможность субъективного преображения, оказывается созвучны тому, что философские и эзотерические учения обычно понимают под Событием. В статье выдвинут тезис, согласно которому К. Малевич, если и не находился под прямым влиянием указанных учений, то по крайней мере имел возможность «впитывать» их из культурного контекста: атмосфера духовных исканий 1910-х – начала 1920-х гг. была буквально пропитана ими. В качестве одной из площадок творческого взаимодействия, насыщенного новыми подходами и их концептуальным осмыслением, описана постановка К. Малевичем, М. Матюшиным и А. Кручёных оперы «Победа над Солнцем». Здесь чётко прослеживается логический изоморфизм художественной практики создателей оперы, основанной на специфической трактовке времени и идее эволюции сознания, — и тех идей, которые лежали в основе современной им эзотерики. Ещё одним косвенным аргументом в пользу выдвинутого тезиса о как минимум параллелизме теории К. Малевича и концепции События является перформативный характер текстов, написанных автором «Чёрного квадрата». Согласно К. Малевичу, через «преодоление смысла» как «победу над разумом» и «предметностью» в художественном творчестве стирается разрыв между модусом постулирования возможности преображения и реальным опытом переживания чувства бессмертия, что также объединяет эзотерический проект иррационального «познания» таинственного «нового» с оккультными идеями управления этой сферой. Таким образом, супрематизм можно интерпретировать как Событие субъективного преображения, а теорию супрематизма — как инструмент, позволяющий пережить чувство бессмертия, доступное и творцу, и зрителю, развивающих в себе творческую волю к будущему.