Проблема «преодоления прошлого» — одна из тех, что волновали мыслителей прошлого не меньше, чем современных философов и культурологов. «Может ли Бог сделать бывшее небывшим?», —  вопрошали древние; а Августин в «Исповеди» и вовсе на вопрос о том, что делал Бог до того, как создал время, едко заметил:  Он создавал ад для тех, кто будет спрашивать об этом. Священные книги, опыт народной культуры и собственная совесть утверждают, что есть время собирать камни и есть время их разбрасывать; есть время трудиться и время праздновать; радоваться — и впадать в отчаяние; ликовать — и стыдиться… Время — одна из самых загадоных и вместе с тем одна из самых желанных для распознавания характеристик культуры, начиная с грамматических форматов его выражения и заканчивая представлениями о разнице темпоральных идентичностей. Именно об этом рассказывает статья известного исследователя концепта «время» Дмитрия Горина «Античное понимание времени и предпосылки современного историзма», открывающая наш номер (и заодно его ключевую тему «Темпоральность исторического»). Поддерживают профессиональный разговор Николай Бирюков и Наталья Желудова («К вопросу о культуре историографического дискурса. Знает ли история сослагательное наклонение?») и Елена Дармина («Проблема “преодоления прошлого” в немецком научном дискурсе»). Как видят время разные культуры? какие особенности темпоральности культуры раскрывают ее базовые концепты (например такие, как «религиозные противоречия» или «безопасность»)? Являются ли подобные концепты настолько устойчивыми, чтобы считать их если не вечными, то по крайней мере обязательными для полноценного функционирования современной научной оптики, — или лишь кажутся таковыми? Об этом на религиоведческополитологическом материале рассуждают Михаил Подрезов в статье «Отражаются ли шиитскосуннитские противоречия на ирано-саудовских отношениях?» и Сергей Давыдов в работе «Концепт безопасности в истории и культуре Турции». Светлана Глазунова и Елена Морозова — «Виды поклонов и их роль в современной вьетнамской культуре»; Елена Хлыщева и Валентина Тихонова — «“Культура отмены” как механизм конструирования национальной идентичности стран каспийского макрорегиона (на примере анализа учебной литературы Казахстана и Туркменистана)»; Мария Лютаева — «“Семантика «чудесного”: эволюция социальнозначимых различений в русскоязычной литературе XI–XVIII вв.»; Дмитрий Стожко и Константин Стожко — «Культура праздника в современных условиях: основные векторы развития». Хочу также обратить внимание читателя на рецензию Матвея Чертовских «Лекция как приключенческий жанр», посвященную анализу книги О.В. Алиевой «Философский текст в античности: 7 лекций для проекта Магистерия» (Москва: Rosebud Publishing, 2022. —168 с.) Здесь разговор о времени и его значении для истории современной культуры приобретает неожиданный оборот: автор рецензии включается в полемику с противниками «лекции как класса» в рамках вузовских занятий. Интересно. И есть, над чем подумать.

Современные изменения исторической культуры, связанные с различными состояниями модерности, актуализируют проблему оснований и предпосылок историзма как принципа мышления, характерного для современных обществ. Античные предпосылки историзма состоят прежде всего в развитых концепциях времени и вечности, которые содержат в себе потенциальную вариативность пони-мания историчности в современной философии и культуре. В то же время, проблема исторической изменчивости мира оставалась на периферии античной философии и культуры, а классический историзм, утверждавшийся со второй половины XVIII в., основывался на отказе от ряда аспектов античного наследия. В противопоставлении бытия и становления античная философия делала выбор в пользу бытия, что проявлялось также в предпочтении истины, а не времени, единого, а не множественного. Классический историзм нового времени ориентирован на идею становления, что по-новому открывает противоречия между истиной и временем, единым и множественным. Релятивизм и множественность становятся чертами современных трансформаций историзма, в которых сохраняются структуры времени, восходящие к античным концептам хроноса, кайроса, эона и др. Особый интерес вызывают современные представления о времени, восходящие к античному концепту объек-тивированного хронологического времени и его соотнесению с другими формами концептуализации времени. В историческом сознании модерности античные концепты времени транс-формировались под влиянием характерного для библейской традиции пророческого чувства времени, в котором исторический процесс рассматривается в контексте постепенного раскрытия изначального замысла и смысла истории.

«История не знает сослагательного наклонения». Эта расхожая фраза, очевидным образом не соответствующая практике историографии, уже нанесла ощутимый вред исторической науке, хотя преподносится обычно от её имени и выражает якобы её методологические установки. Воздействие это затронуло не столько саму историческую науку (профессионалы знают ей цену), сколько восприятие науки о прошлом и, что важнее — восприятие самого прошлого, широкой публикой, и потому требует отпора. Такой отпор воспоследовал в форме решительных публичных высказываний авторитетных профессиональных историков. Цель настоящей статьи, впрочем, не полемика с антисубъюнкивистами, а прояснение смысла обращения к сослагательному наклонению в истории и уточнение границ его законного применения. Отрицанием «сослагательного наклонения» обычно стараются выразить бесплодность предположений в исторической науке. Учёные и сами не испытывают большой любви к «гаданию на кофейной гуще», но это трезвое отношение не должно переходить в тотальный запрет на анализ исторических альтернатив. Здоровое сомнение в надёжности наших познавательных процедур, применяемых к таким «ускользающим материям» как возможности, неравнозначно отрицанию самого существования возможностей, отличных от фактически реализовавшихся, т. е. фатализму. Фаталистическая установка обессмысливает само «ремесло историка». Одно дело — считать, что реальность — одна и задним числом изменена быть не может, и совсем другое — утверждать, что она изначально была безальтернативной. Историк, абстрагирующийся от альтернатив, создаёт лишь по видимости реалистичную, «нефантазийную», а в сущности — грубо упрощённую картину, не соответствующую исторической действительности. Реальность без альтернатив — это не та реальность, которая существовала в прошлом; следовательно, любое объяснение, исходящее из неё, неадекватно. Изучать альтернативы, конечно, нелегко потому, что информация о возможностях, оставшиеся нереализованными, в источниках отсутствует — они повествуют о фактически свершившемся. Но кто сказал, что наука — это просто?

Проблема «преодоления прошлого», изначально связанная с нацистским периодом, до сих пор остается актуальной и болезненной для немецкого общества. Цель данной статьи — проследить генезис феномена «преодоления прошлого» в послевоенной Германии. Для того, чтобы подробно рассмотреть становление и развитие этого концепта в немецком научном обществе, были проанализированы подходы немецких историков к оценке нацистского прошлого после образования ФРГ и до сегодняшнего дня. Статья опирается на принципы memory studies, освещает проблему коллективной вины и ответственности немцев за национал-социализм. Усиление рефлексии над феноменом вины в период 1949–1990 гг. характеризовалось извлечением уроков из прошлого: публичным признанием преступлений нацистского режима, созданием мемориалов в память о жертвах. Важным событием, повлиявшим на политику памяти и вызвавшим резонанс в немецком обществе, стал «спор историков», который поднял вопрос переоценки значения национал-социализма. На основе сравнительно-исторического метода были сопоставлены процессы «преодоления прошлого» в ФРГ и ГДР. В результате исследования было выявлено, что после объединения Германии понятие «преодоление прошлого» (нем. «Vergangenheitsbewältigung») трансформировалось, возникла проблема «двойного примирения с прошлым», которая активно обсуждается в обществе и транслируется средствами массовой информации. Как показало исследование, в Германии проблемой общественного исторического сознания и культуры памяти является теперь не только период национал-социализма, но и режим правления Социалистической единой партии Германии (СЕПГ). Если преодоление национал-социализма уже стало частью немецкого самосознания и идентичности, то прошлое ГДР в немецком обществе пока находится в процессе переосмысления. В статье описаны и проанализированы сложности данного процесса, вызванные специфическим характером этой проблемы. Также выявлена относительно новая проблема, оказавшаяся в фокусе острых дискуссий немецкого научного сообщества. Её суть состоит в обсуждении различий между трактовкой концепта и практикой «преодоления прошлого» в послевоенный период и их новым пониманием в культурном опыте современной объединённой Германии. 

Соперничество Ирана (Исламская республика Иран, ИРИ) и Саудовской Аравии (Королевство Саудовская Аравия, КСА) в настоящее время является одним из определяющих факторов взаимодействия государств на ближневосточной политической арене. При этом раскол исламского мира на суннитов и шиитов зачастую представляется как фактор, влияющий лишь на характер двусторонних отношений между Тегераном и Эр-Риядом. Однако Иран позиционирует себя как центр притяжения всех ближневосточных шиитов, в то время как Саудовская Аравия стремится к формированию антииранского альянса на суннитской основе. В статье анализируется воздействие доктринальных противоречий между этими двумя ветвями ислама на подход ИРИ к её отношениям с КСА на основе анализа риторики иранских официальных лиц, представителей духовенства, материалов государственных СМИ — и соотнесения их с основными концептами современной иранской религиозной идеологии. На основании анализа риторики СМИ автор приходит к выводу, что критика в адрес Саудовской Аравии к настоящему времени утратила религиозный подтекст, Тегеран не позиционирует своё противостояние с Эр-Риядом как борьбу с «врагами ислама» или с «вероотступниками». Традиционные эпитеты, причисляющие их обладателей к «сторонникам сил тьмы», активно используемые в отношении стран Запада и Израиля, не приводятся критиками правящего саудовского дома. Одновременно критика ваххабизма как религиозного течения не связывается с современным политическим руководством королевства. Наоборот, иранская критика внешней и внутренней политики КСА сосредоточена на осуждении ущемления саудовскими властями прав человека и свободы СМИ, поддержке протестного движения в Иране и борьбе с союзными ему йеменскими хуситами. Даже гонения на шиитов в Саудовской Аравии, которым иранская пресса уделяет значительной внимание, рассматриваются с позиции общемировой концепции прав человека, а не как борьба одной религиозной группы с другой. Само королевство также не включено в число идеологических врагов Ирана, которыми со времён Исламской Революции на уровне официальной риторики названы США и Израиль. Заявления ряда представителей иранского политического истеблишмента о необходимости мирного сосуществования двух стран и достигнутые в марте 2023 г. договорённости о нормализации двусторонних отношений говорят о прагматичном подходе Тегерана к взаимоотношениям с Эр-Риядом, не подверженном влиянию шиитско-суннитских противоречий в их догматико-религиозном измерении.

Анализ эволюции подходов к вопросам безопасности в истории философии и культуры Турции помогает пролить свет на ход развития основных теорий и идей, которые служили катализатором данного процесса, что особенно актуально в контексте относительной «закрытости» турецкого политического истеблишмента и основополагающих внешнеполитических документов. Кроме того, данное исследование направлено на анализ ряда проблем, связанных с изменениями внешнеполитического курса Турецкой Республики, и может дать более актуальное понимание логики действий Анкары. Предметом данной работы является философско-теоретическое обоснование подходов турецкого государства к осуществлению политического курса в отношении вопросов безопасности. Основным методологическим инструментом в данной связи видится применение историко-хронологического и историко-генетического метода — их использование позволит рассмотреть и выделить причинные факторы эволюции подходов Турции к обеспечению собственной безопасности. Новизна исследования заключается в том, что вопросы эволюции концепта безопасности в турецком политическом дискурсе мало затрагиваются в отечественной туркологии и в основном не выходят за пределы внешнеполитического курса правящей в XXI в. Партии справедливости и развития; данное исследование же ставит своей целью комплексное изучение вопросов безопасности в перспективе турецкой истории от ранних дней Османского бейлика до современной Турецкой Республики. Это позволяет сделать вывод о постепенном изменении концепта безопасности в зависимости от внешнеполитической повестки дня Турции и целей правящих кругов турецкого государства.

Несмотря на огромный научный интерес к невербальной коммуникации народов мира, жестовое поведение вьетнамцев, особенно в сфере этикета, является мало изученным, а написанные на эту тему работы практически не анализируют этикетные жесты вьетнамской культуры, такие как поклон. В отличие от Китая, Южной Кореи или Японии, поклон не является широко употребляемым жестом вьетнамской культуры, хотя в прошлом и был здесь распространённой формой коммуникации. Поклон стал выходить из употребления в результате запрета Коммунистической партией Вьетнама. Целью исследования является определение роли и видов поклонов в современной вьетнамской культуре. Ещё на этапе подготовки к исследованию были выявлены многочисленные «проблемные зоны», связанные с ситуациями и правилами употребления поклонов, их форм (видов) и названий. Задачами данного исследования соответственно является анализ и систематизация описаний вьетнамских поклонов, ситуаций и правил их употребления на материале научных статей и монографий; анализ статей, посвящённых поклонам, в современных вьетнамских новых медиа, что позволяет уточнить отношение общества современного Вьетнама к данному жесту. Также в число задач входило проведение онлайн-анкетирования носителей вьетнамской культуры для получения дополнительной информации, уточняющей сведения, почерпнутые из научной литературы. В результате сопоставления данных, полученных на этапе подготовки и данных, полученных в результате анкетирования (71 человек), и анализа материалов медиа были определены две основные традиционные формы (вида) поклонов – вай и лаи, а также множество переходных/редуцированных форм, таких как кивок, которые не имеют специального названия и нуждаются в дальнейшем исследовании; описаны многочисленные ситуации и некоторые правила употребления поклонов в трёх основных сферах — религиозной, церемониальной и бытовой. Также было установлено, что в последние годы роль поклонов во вьетнамской культуре возросла, особенно в деловой среде и религиозных практиках. Результаты исследования не являются окончательными, так как в процессе анализа материала наметились новые векторы и зоны, требующие проведения детальных полевых исследований непосредственно на территории страны.

После распада СССР в постсоветских республиках начинаются процессы деконструкции советской идентичности, доминировавшей на этих территориях многие десятилетия и цементировавшей политическую и социокультурную целостность. «Советская идентичность» заменяется на множественные национальные идентичности в каждом из субъектов бывшего постсоветского пространства. В представленном исследовании нас интересует Каспийский макрорегион, представляющий собой геополитически и экономически привлекательное место пересечения интересов не только пяти акторов (Россия, Туркменистан, Казахстан, Иран, Азербайджан), имеющих выход к акватории, но и более удалённых политических субъектов (Китай, Турция, США, ведущие страны Европы), борющихся за влияние в Каспийском бассейне. Каспийский регион является зоной повышенной напряжённости, где периодически случаются конфликты. Исследование процесса конструирования национальной идентичности как в каждом отдельном субъекте, так и в регионе в целом представляет не только научный интерес, но и прикладную задачу в области обеспечения безопасности стран региона, в том числе РФ. Без учёта особенностей современной динамики трансформации идентичностей народов, населяющих Каспийское пространство, как и без анализа причин интенсификации процессов роста национально-культурного самосознания этих народов, невозможно создать условия для их полноценного культурного и политического диалога. Основной целью статьи является анализ механизмов конструирования новой национальной идентичности стран Прикаспийского региона с помощью одного из сравнительно малоизученных на этом материале механизмов — «культуры отмены». Этот дискуссионный термин интерпретируется нами как избирательное «перекраивание» исторической памяти, прошлого опыта и оценок отдельных этапов исторического развития. Данный процесс рассмотрен на примере учебных курсов (истории, изучения родного и иностранных языков, краеведения) общеобразовательной школы и учреждений высшего образования стран Прикаспийского региона. Был также проведён сравнительный анализ учебников (истории, краеведения) общеобразовательной школы и учреждений высшего образования республик Казахстана и Туркменистана. Ограничительным фактором при подборе материала стало обращение к учебникам, изданным на русском языке; подбор осуществлялся методом случайной выборки. Представленная статья открывает серию исследований по проблеме конструирования национальной идентичности на постсоветском пространстве с помощью механизма «культуры отмены», поэтому для анализа выбраны пока только две страны Прикаспийского региона — Казахстан и Туркменистан.

Феномен «чудесного» устойчиво воспроизводится в различных символических контекстах различных культур, насколько бы его присутствие ни противоречило доводам разума, законодательству или здравому смыслу. Его притягательность для философской рефлексии очевидна со времён античной философской классики (IV в. до н.э.), когда Платон и Аристотель сочли феномен удивления первопричиной познания. В то же время «чудесное» семантически связано с религиозной коммуникацией, понимаемой как наблюдение неизвестного, невыразимого, недоступного в пределах известного, включающее в т.ч. его именование и классификацию (Н. Луман). Данное исследование посвящено выявлению динамики базовых социокультурных различений, связанных с лексемой «чудо», в контексте российской культуры XI–XVIII вв., выполненное на основе анализа письменных источников. Прослеживая эволюцию семантики «чудесного», исследование позволяет выявить критерии соответствия такой характеристики определённому явлению; выделить исторически изменчивое ценностное содержание того, что называлось «чудом». При этом обнаруживаются тенденции, с одной стороны, отдифференциации (термин Н. Лумана) семантики чуда от религиозной коммуникации, различающей в зависимости от источника происхождения истинные и ложные чудеса (например, христианский Бог или волхвы, ворожеи, чародеи, колдуны и т.п.). С другой стороны, наблюдается увеличение степени сложности самого феномена, приобретающего к концу XVIII в. разновекторную коммуникативную специфику. Таковы истинное/ложное чудо в религии; законное/незаконное в сфере государственного регулирования общественной жизни (начиная с законодательства Петра I); чудо как суеверие, обман и шарлатанство в корыстных целях, т.е. маргинальная коммуникация, противоречащая науке, морали, закону и идеалам Просвещения (такое понимание раскалывает мировоззрение элит, а также сложным образом вплетается в народную религиозность); в этот же период чудо начинают толковать как художественный приём (функциональный элемент) литературного творчества, связанного с деятельностью свободного воображения; также складывается понимание чуда как историко-культурного феномена. Последнее имеет место в работах, относящихся к зарождающимся в России истории, этнографии и фольклористике, то есть науке в современном понимании этого слова.

В условиях формирующейся новой геополитической и социально-экономической реальности происходит серьёзная трансформация культуры и её ценностей. Одной из таких ценностей является феномен праздника, являющегося, во-первых, важным рекреативным фактором жизнедеятельности людей и, во-вторых, выполняющего роль транслятора традиции от одних поколений к другим. В статье рассматриваются вопросы сущности и роли праздника в жизни личности и общества. Феномен праздника как объект философско-культурного анализа характеризуется достаточно широкой морфологией. В статье предложена авторская классификация праздников на основе сопоставления частного и публичного праздничного пространства и соотношения сакрального и секулярного содержания в структуре праздника. На основе имеющихся публикаций и проведённых авторами практических исследований раскрыты система, иерархия и особенности мотивации субъектов праздничной культуры. С помощью программно-целевого, структурнофункционального, герменевтического и социологического методов исследованы основные признаки праздника, его особенности и функции. Это позволило провести теоретико-методологическую реконструкцию феномена праздника, выявить в его структуре сценарий, алгоритм, последовательность и влияние на состояние людей. Феномен праздника представлен сквозь призму диалектического противоречия между трудовым и праздным в человеческом существовании. На основе использования метода номотетической диагностики обобщена и конкретизирована система мотивации разных возрастных групп населения, участвующих в праздниках. Анализ данных, полученных в ходе экспериментальных исследований, показывает определённую нетранспарентность ключевых мотивов праздничного действия (участия в празднике) для разных возрастных категорий населения. Выдвинута гипотеза о сущностной     трансформации и формальной метаморфозе феномена праздника, происходящей в условиях растущей социально-экономической, геополитической и культурной нестабильности и неопределённости в современном мире.

Алиева О.В. Философский текст в античности: 7 лекций для проекта Магистерия. — Москва: Rosebud Publishing, 2022. —168 с.