Ономапоэсисные стратегии представляют собой уникальную область человеческой практики, которая является прямым продолжением аутопоэсиса и антропоэсиса. Они атомизирует и онтологизирует самость, заключая ее в рамки определенных языковых структурно-морфологических кластеров, а именно: собственное имя и личное местоимение. В результате образуются две разнонаправленные тактики — именные и местоименные, или эго-стратегии. Эти тактики не являются генетически родственными, каждая из них образует собой формально-содержательное единство. Всякое самоназывание и самозвание, указание посредством имени и местоимения — всё это соотносится с непосредственным желанием и стремлением человека выразить себя, мир, других. Тем самым антропология именования оказывается частью философского дискурса, имплицитно проходящей магистральной линией через всю историю мысли. К такого рода межевым меткам относится, прежде всего, стоическая философия, в рамках которой впервые было проведено различие между именем и местоимением, им же принадлежит открытие дейксиса. В контексте философии Нового времени учение Рене Декарта является своеобразным контрапунктом, когда Я, Эго, впервые себя обнаруживает сознанию. Далее наблюдается размежевание уже внутри указанных комплексов: Я и не-Я, Мое и не-Моё, Я и Ты, Мы и Они, Я и Другой, Я и Другие — внутри местоименных практик именования, содержание и смысл которых и оказывается предметом изучения философии, языкознания и лингвистики, а также смежных дисциплин. Пример из двух концептуально-оформленных стратегий внутри одного комплекса, а именно хайдеггерианского Dasein и полифонического Эго в изложении М.М. Бахтина, иллюстрирует не только две разнонаправленные стратегии, где первая разворачивается как Монолог и речение от первого лица, а вторая как Диалог, посредством которого бытие субъекта оформляется через сопричастность полифонии голосов, но также и праксеологический характер исследования.

Философское понятие «забота» в настоящее время вошло в круг понятий, активно обсуждаемых философами разных школ и направлений. Изучение его становления в античной философии и в философии ХХ – начала ХХI вв. позволяет, во-первых, проследить некоторые параллели между двумя периодами развития философской мысли; во-вторых, выявить значительный потенциал данного понятия в обсуждении онтологических, этических и экзистенциальных проблем; в-третьих, выделить комплексную роль связанной с ним терминологии в качестве маркера культурной специфики «жизненного мира», преломленного в понятийном аппарате конкретной эпохи. В конечном итоге, анализ термина «забота» в ретроспективной синхронизации «античности» и «современности» целесообразен не только для более глубокого осмысления разницы в определениях «заботы» с точки зрения различных культурных контекстов. Такой анализ оказывается критически важен для выявления методологического значения данного понятия для современных социальных и гуманитарных наук, поскольку проявляет рамочный характер концептаулизации понятия социальной ответственности. Таким образом, новизна данного исследования состоит прежде всего в определении методологического значения «заботы» в рамках востребованности этого понятия современным педагогическим знанием, а также систематизации различных концептуальных моделей «заботы» в античной и современной философии. Теоретическая значимость такого исследования состоит в возможности сформулировать контекстные определения «заботы», а также установить пропедевтическое значение данного понятия в современных педагогических и воспитательных практиках. Установление культурно детерминированных смыслов «заботы» позволяет сделать вывод о востребованности современной культурой её античных интерпретаций, основанных на трактовке самопознания как востребованной обществом культурной практики.

Современные проблемы социогуманитарных наук, среди которых — взаимодействие structure/agency, пути и формы как личностного развития, так и социокультурных изменений, трансформация ценностного статуса социального субъекта, переосмысление его вклада в созидание общества — требуют внесения существенных корректив в терминологическую базу и методологию социогуманитарных исследований. С этой целью в статье рассматривается с отличающейся от общепринятой позиции одно из основных понятий европейской философии — трансцендирование. Оригинальность авторского подхода состоит в социальной трактовке данного понятия и выявления его интегрирующих возможностей по отношению к семантически близким концептам и терминам социальной теории XX – XXI вв. Для достижения поставленных задач проведён компаративисткий анализ понятия социального трансцендирования и понятий креативности действия (Х. Йоас), фабуляции (А.-Т. Тименецки), сигнификации (П. Бергер, Т. Лукман), означения (Дж. Александер), метазыка (Р. Барт), agency (Э. Гидденс и др.). Социальное трансцендирование так же интенционально и креативно, как и человеческое действие. Однако первое, кроме того, интерсубъективно, коммуникативно и телеологично. Как и фабуляция, социальное трансцендирование поднимает человека посредством функционирования многих социокультурных практик над миром обыденности. Однако механизмом такого возвышения в фабуляции выступает художественно-эстетическое переживание, тогда как в социальном трансцендировании задействуются все свойственные человеку интересы: познавательный, этический, религиозный и др. Сигнификация охватывает индивидуально-личностный и знаково-символический аспекты социального трансцендирования, повседневный и внеповседневный его уровни, выступая одним из значимых способов социального трансцендирования. Означение и метаязык также воплощают варианты сигнификативности социального трансцендирования; посредством agensy раскрывается его динамизм. Автор приходит к заключению о том, что родовой концептуально-содержательной основой проанализированных понятий предстаёт социальное трансцендирование, «вбирающее» в себя важнейшие процессы общественного созидания.

Научная оценка религиозного фактора в историческом формировании антимодернистских движений необходима для определения их социокультурной природы. Для наибольшей наглядности все приводимые аргументы опираются на краткий разбор конкретных исторических событий, в которых религиозный фактор сыграл наибольшую роль, по существу формируя новую традиционалистскую идеологию. Необходимо критическое рассмотрение упрощенно позитивистского подхода к роли религиозного фактора в развитии и становлении антимодернистских движений, поскольку подобный подход в известной степени игнорирует сложность исследуемого явления. С привлечением конкретно-исторического материала, на примере роли религии в Вандейском восстании, движении «кристерос» в Мексике и формирования фалангистской идеологии во время гражданской войны в Испании 1936-1939 гг. можно предложить более взвешенный подход к изучаемой проблеме. Результаты современных историко-религиоведческих исследований заставляют считать неоправданным предположение об особом уровне религиозного фанатизма и мистической экзальтации, якобы свойственного традиционным аграрным обществам в переломную эпоху перехода к индустриальной эре. Целый ряд фактов и их сравнительный анализ позволяют предположить, что религиозный элемент в антимодернистских движениях начинает играть роль тогда, когда возникает необходимость противопоставить идеологии модернизации столь же современную по своей сути традиционалистскую идеологему. Религия становится основой моденистской идеологии, попутно во многом изменяя свое прежнее социокультурное значение. Фактически, во всех рассматриваемых случаях религиозный фактор превращается в фактор идеологический, что само по себе служит признаком постепенной модернизации даже той части социума, которая отстаивает консервативные ценности.

Проблема формирования религиозной картины мира, непосредственно связанная с процессами трансформации идентичности — одна из актуальных задач как для представителей мировых конфессий, так и для учёных и исследователей, занимающихся изучением динамических изменений современного общества. Под влиянием моды на синкретизм новоявленные религиозные практики начинают размывать веками формировавшиеся границы мировых конфессий, подменяя тайну обращения актом неконтролируемой религиозной трансгрессии, что особенно характерно для верующих, не испытывающих особой тяги к цельной системе догм. В современном научном дискурсе употребление термина «трансгрессия» достаточно распространено, поскольку используется представителями разных наук для фиксации феномена перехода непроходимой границы между возможным и невозможным, приводя в некоторых случаях к прорыву за установленные пределы и выходу за границыповседневной обыденности и общепринятых норм. Подобные процессы деструктивно влияют на исторически сложившийся баланс между религией и обществом.

В статье авторы исследуют феномен обращения, понятийно представленный не только как «духовный переворот» или «возрождение», но и как постепенное и спокойное возрастание религиозности. Отдельное внимание уделяется ещё одному варианту обращения акту религиозной трансгрессии — связанному с переходом в другую веру, что делает необходимым изучение запретов и рекомендаций, призванны создать предел непроходимости на границах мировых конфессий. На основе сравнительного анализа целого ряда правил и предписаний, принятых в иудаизме, исламе и христианстве с целью регламентации поведения верующих, необходимо также проанализировать влияние социума на формирование религиозной картины мира индивида.

Спорт до сих пор является «белым пятном» в религиоведческих исследованиях. Между тем феномен современного спорта с точки зрения его социокультурной детерминации, ценностного и смыслового наполнения представляет огромный интерес для науки о религии. На первый взгляд, эмпирические факты о спорте довольно обыденны. И всё же, для преданных участников и внимательных наблюдателей, сами физические движения и результаты спортивных состязаний питают тщательно выстроенные миры сакральных историй, символов и личных ритуалов. Все больше вовлеченных в спортивную деятельность атлетов заявляют о приоритете духовного восхождения в процессе подготовки и состязаний над метаморфозами физическими. Чемпионы открыто говорят о своих религиозных убеждениях, демонстрируют конфессиональную принадлежность в интервью и на арене, выстраивая связь между личными приметами, ритуалами и победами/ поражениями, что заставляет в очередной раз задуматься о включении спорта в сферу религиоведческих исследований. Основная задача статьи — анализ теоретико-методологических оснований изучения феномена религиозности спортсменов, а также адаптация существующих подходов к выделению типов религиозных и нерелигиозных индивидов с учётом специфики данной группы. Опираясь на разработанные в отечественной социологии религии типологии и результаты эмпирических исследований последних двадцати лет, автор выявляет их потенциал применительно к решению актуальных задач. В данной статье автор фокусируется на методах изучения религиозности современных спортсменов. Одной из проблем является построение классификации, показывающую степень религиозности атлетов с учётом специфики их деятельности и возможности репрезентации убеждений через религиозные практики до / во время / после окончания соревнований.

Журнал «Мир Божий» по праву относится к числу ведущих дореволюционных периодических изданий России. Он выходил с 1892-го по 1906-й гг. Но и за это сравнительно короткое время сумел завоевать заслуженный авторитет и популярность среди читателей. Не случайно в лучшие годы он выходил в количестве 18 тысяч экземпляров. Ни один другой классический толстый журнал не имел такого крупного тиража. Первоначально «Мир Божий» считался специализированным изданием, предназначенным исключительно для юношеской аудитории. Отсюда и его религиозное название, подразумевавшее, что юная душа познает мир Божий. Но очень скоро он превратился в журнал, адресованный самым широким читательским кругам, людям разных возрастов. Не случайно уже на следующий год после своего появления к помещенному на титульном листе подзаголовку были добавлены слова: «и для самообразования». «Мир Божий» превратился в издание для семейного чтения, заменяя книги, учебники, энциклопедии.

Читателям было за что любить свой журнал. Публиковавшиеся в нем литературные произведения — стихи, рассказы, повести и романы — отличались высоким литературным уровнем, а научные статьи представляли собой глубокие аналитические исследования, содержавшие смелые и оригинальные выводы. Авторами журнала стали такие прославившие русскую поэзию и прозу литераторы, как Д. Мережковский, И. Бунин, Д. Мамин-Сибиряк, А. Куприн и другие.

Блестящие статьи для «Мира Божьего» подготовили философы С. Булгаков, Н. Бердяев, экономист С. Туган-Барановский, публицисты П. Милюков и Н. Иорданский, историк В. Ключевский. В журнале также регулярно появлялись статьи о музыке и живописи. Появление ярких публикаций в журнале стало возможным благодаря высокой профессиональной квалификации его сотрудников, обладавших литературным талантом и глубокими научными знаниями. К их числу относился прежде всего А. Богданович, который считался не только великолепным редактором, но и отличным публицистом. Настоящими мастерами художественного перевода зарекомендовали себя Л. К. Туган-Барановская и М.К. Куприна-Иорданская, первым мужем которой был писатель А.И. Куприн, возглавлявший в журнале отдел беллетристики. Наконец, многое сделал для процветания «Мира Божьего» его главный редактор Ф. Батюшков — потомок знаменитого русского поэта. Хотя в 1906 г. в силу создавшейся политической обстановки «вредный журнал», как оценивала его цензура, был закрыт, публикации «Мира Божьего» ещё долгое время оказывали серьезное воздействие на развитие русской литературы, науки и культуры.

В статье рассматриваются социальные кампании Италии 1970-1980-х гг., затрагивающие широкий тематический спектр: повышение культурного уровня населения, толерантность и взаимное уважение, искоренение различного рода предрассудков и борьба с дискриминацией, здоровье и здравоохранение, семейные ценности. Специфика феномена социальной рекламы предполагает привлечение внимания к наиболее острым проблемам общества и поиски их решений. Кроме того, инструментарий и средства воздействия связаны с актуальными тенденциями социальной жизни. Анализ происходящих в этой отрасли процессов даёт возможность предположить, что социальная реклама, помимо основной своей задачи — регулировать модель поведения человека, — представляет собой своего рода экспертную систему, к которой индивид обращается в поисках своего собственного «я», то есть, в своей национально-культурной и личностной идентичности. Для Италии такие поиски обладают высокой актуальностью как в обозначенный период, так и в наши дни, что обусловлено рядом исторических, этногеографических и культурных факторов, а также языковой картиной страны. Анализ тематики социальных сообщений, способов и механизмов реализации их, воздействия, а также изучение эффективности той или иной кампании в определённый период времени позволяет сделать вывод о том, как страна позиционирует себя на общеевропейском и мировом уровне.

Отталкиваясь от идей Г. Вельфлина, О. Шпенглер обозначил любопытную культурологическую проблему соответствия стадий развития искусства и стадий развития общества. Безотносительно верности их наблюдений и выводов, сама идея поиска и анализа такого рода корреляций представляет значительный научный интерес, и в особенности применительно к обществам до-письменным, известным нам исключительно (или преимущественно) по данным археологии. Настоящее исследование представляет собой попытку, опираясь на эмпирические археологические данные, относящиеся к т.н. Культурам Резной и Штампованной Керамики (КРШК) эпохи раннего гальштата (XII-IX вв. до н. э.) Карпато-Днестровского региона, проверить некоторые выводы и наблюдения Г. Вельфлина и О. Шпенглера. С этой целью, и исходя из разработанной автором ранее пятифазной периодизации развития КРШК Карпато-Днестровского региона (и такой ее ключевой культуры, как Сахарна-Солончень), была проанализирована динамика развития орнаментации столовой керамики этой общности. Как показал анализ, развитие орнаментации керамики КРШК шло от минимального количества мотивов — ко все большему. Наблюдается и резко выраженная тенденция к максимальному заполнению орнаментируемой поверхности. Максимума эти процессы достигают на фазе IV культуры Сахарна-Солончень — что совпадает и с периодом ее расцвета. На этой же фазе наблюдается и максимальная инновативность в орнаментальном ансамбле СахарнаСолончень, и открытость к внешним влияния.

Рассмотрение роли ораторства как социокультурного феномена, неотъемлемого элемента бытия народа, имеет исключительно важное значение для осмысления мировидения абхазов, традиционной культуры и отношения к действительности. Предметом исследования является ораторское искусство в традиционном абхазском обществе. Объектом исследования являются отдельные функции ораторства, рассматриваемые на общенациональном и индивидуальном уровнях. Актуальность исследования продиктована недостаточной изученностью отдельных функций и жанровых модификаций ораторства у абхазов. Целью исследования является анализ специфических функций ораторства в традиционном абхазском обществе. Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи: классифицировать основные функции, реализуемые за счёт высокого ораторского мастерства; рассмотреть жанровые модификации ораторства, направленные на гармонизацию отношений в обществе; определить роль и значение оратора в традиционном абхазском обществе. На основании проведенного исследования автор статьи приходит к выводу, что в традиционном абхазском обществе ораторство выполняло ряд общественно значимых мировоззренческих функций, а именно оно упорядочивало межкультурные взаимодействия, координировало решение политических и общественно значимых вопросов, являлось ценностно-регулирующим механизмом. На индивидуальном уровне, овладевая искусством говорить перед народом, абхазы реализовывали социальные потребности, а именно потребность в коммуникации, социализации и творческой деятельности. Дальнейший анализ особенностей ораторства важен для воссоздания целостного «портрета» абхазского этноса, понимания характера, интенций и склада мышления представителей абхазского народа.

Актуальность исследования проблем интеграции представителей исламской религии в коренное общество Швеции обусловлена несколькими факторами, в числе которых усиление темпов миграции, интенсификация роли «исламского фактора» в мировом масштабе и в странах скандинавского региона, возросший уровень секуляризации современного общества Швеции и др. Последний фактор нередко влечёт за собой незнание членами общества страны религиозных правил и норм, в том числе ислама, что может приводить к возникновению неудобных ситуаций, непониманию, несогласию и росту противоречий. Любопытен тот факт, что подобная «оторванность» шведов от религии в целом оставляет мигрантам пространство для исповедования собственной религии в шведском обществе. При этом религиозные и культурные правила и ритуалы претерпевают изменения, настраиваясь на определённые культурные фильтры и адаптируясь к повседневной жизни шведов. В настоящее время меняются не только внешние факторы, влияющие на специфические характеристики современного общества скандинавских стран (ценностей, норм, предпочтений, образа жизни и пр.), но и внутри самих обществ этих государств происходят существенные изменения. Учёт этих изменений создаёт предпосылки для выработки проектов успешной интеграции, позволяет прогнозировать реакцию людей на разные процессы и события, тем самым предотвращая столкновение сторон и задавая направление культурной и интеграционной политики. Средства массовой информации в своём тесном взаимодействии с различными составляющими межкультурной коммуникации играют важнейшую роль в ходе международной и межнациональной интеграции, являясь важнейшим коммуникативным звеном для всего региона стран Северной Европы и способствуя решению актуальной для этого региона проблемы поиска баланса между различными оптимальными моделями защитнической политики.

В последние годы наблюдается изменение положения русского языка в СНГ и странах дальнего зарубежья. Государственные деятели многих бывших советских республик, планируя заинтересовать школьников и студентов дальнейшим развитием отношений с Россией и необходимостью использовать русский язык в работе, признают возможность расширения рынка труда, доступность получения образования в крупнейших ВУЗах России, успешное развитие науки в партнёрстве с российскими научными заведениями. В европейских, азиатских и африканских странах отмечается и повышение интереса к изучению русского языка, и его спад в некоторых странах, например в Германии. Если до 1990 г. русский язык был обязательным предметом в государственных школах бывших социалистических стран, то после демонтажа социалистической системы их правительства отказались от обязательного изучения в школе русского языка, но в последние годы этот предмет по выбору становится популярным среди школьников, например, Польши и Чехии. Интерес к изучению русского языка, литературы и культуры проявляют и граждане Китая, Южной Кореи, Индии. Некоторое увеличение числа иностранных граждан, выбирающих русский язык объектом изучения, связано с положительными изменениями в экономике России, её деловыми отношениями с зарубежными партнёрами, необходимостью при сотрудничестве общаться на русском языке. Желание иностранных граждан изучать русский язык часто связано со стремлением приобщиться к русским национальным ценностям.

Обращение к повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза» в разветвленном культурно-историческом контексте позволяет поставить вопрос о трансмиссии культуры, её «вертикальном» измерении. Что, в свою очередь, позволяет разграничить героев соответственно их культурным типам: Лиза — человек «почвы», наделена сакральными знаниями предков, Эраст — человек «культуры», оторван от земли. В этой связи оказывается актуальным не столько социальное неравенство героев, на которое обращали внимание исследователи, сколько их разное мировоззрение, отношение к природе, любви и т.д. В этом аспекте актуальны также параллели с русской фольклорной традицией, лирикой, где концепт «любовь» репрезентирован через лексемы «душенька», «душа», «сердце». Именно к этим архаическим знаниям, наследию веков, приобщена главная героиня, Лиза. Отрешение от любви, несчастная любовь в этом аспекте равнозначны потере жизни. Исходя из подобных представлений, поступок Лизы рассматривается под другим углом: смерть — единственно возможный исход для героини, её жизни сердца. В типологическом плане продуктивно обращение к «Опытам» М. Монтеня, к его положениям о сердечной жизни, которая во многом сообразна жизни натуры. Философия Монтеня в то время была хорошо знакома литературной России.

Методологической базой работы выступают структурно-типологический, сравнительно-сопоставительный, системно-комплексный (культурологический) методы исследования, которые позволяют комплексно подойти к анализу художественного текста, показать национальный космос в повести Карамзина. Полученные результаты могут быть интересны как филологам, так и культурологам, также могут быть использованы в курсах по истории русской литературы.

На примере образа Саймона Нинхеймера — противника научно-технического прогресса, описанного в рассказе А. Азимова «Раб корректуры», — прослеживается развитие идеи сопротивления машинизации, которая в настоящее время находит всё больше сторонников вследствие усиления влияния на общество информационно-коммуникационных технологий в целом и искусственного интеллекта и робототехники в частности. Исторические и концептуальные основы подхода, базирующегося на выступлении против технологического развития, связываются с современными течениями, призывающими к постепенному, контролируемому внедрению инноваций. Происходит обращение к истокам луддизма, идеи которого сохраняются в романтической литературе и трансформируются в XX в. в неолуддизм. Теоретики данного движения используют философские концепции разных эпох для подтверждения легитимности собственного статуса, опираясь на взгляды Сократа, Ж.-Ж. Руссо и М. Хайдеггера, и успешно с этим справляются, вследствие чего в XXI в. под действием постмодерна активно развиваются более умеренные направления борьбы с научно-техническим прогрессом. Набирает силу «медленное движение», сторонники которого стремятся к замедлению темпа жизни и к вдумчивому, ответственному отношению к новым технологиям. Положения, лежащие в основе «медленного движения», оказываются созвучны дромологии П. Вирильо и медленной философии Г. Флейстада. Несмотря на распространение неолуддизма, в обществе данное течение имеет статус контркультуры, однако в связи со стремительным и порой не поддающимся контролю развитием технологий отношение к нему может измениться.

Статья посвящена методологическим проблемам исследования межтекстуальных связей при изучении первоисточников и находится на пересечении проблемных полей религиоведения, культурологии, филологии и кельтологии. На материале конкретного первоисточника — трактата «Алфавит благочестия», самого раннего из сохранившихся христианских прозаических текстов, написанных на древнеирландском языке, делается попытка найти адекватный методологический подход для выявления и описания межтекстуальных связей. Вкратце разбираются существующие на данный момент гипотезы о том, какие христианские тексты, написанные на латыни, оказали влияние на структуру и содержание данного трактата: П.П. О Нейл — Иоанн Кассиан; Т.О. Кленси и Г. Маркус — Иоанн Кассиан и Василий Великий; А.А. Королёв — Исидор Севильский и Иоанн Кассиан. Высказываются критические замечания касательно методологии выявления вышеуказанных влияний на «Алфавит благочестия», избранной этими исследователями, и использованного ими языка научного описания. В качестве более корректного методологического подхода для маркировки и описания межтекстуальных связей предлагается использовать приёмы, разрабатываемые в рамках теории интертекстуальности. Использование интертекстуального описания в работе с первоисточниками показывается на примере анализа фрагмента «Алфавита благочестия» (§ 8). В результате анализа выдвигается гипотеза о том, что источником влияния, интертекстом, для указанного фрагмента помимо текста Священного Писания служит труд «Беседы на Книгу пророка Иезекииля» папы Григорий I Великого. В качестве дополнительного аргумента в пользу этой гипотезы приводится краткий обзор почитаемости папы Григория I, зафиксированной в ирландской церковной литературе.

Основываясь на теоретических исследованиях феномена культурной памяти (М. Хальбвакс, Ф. Р. Анкерсмит, Я. Зерубавель), имеет смысл обратиться к анализу сущности и механизмов коммеморации военной тематики в современном российском кинематографе. Актуальность исследования обусловлена широким общественным интересом к отечественному военному кинематографу, его социальной значимостью и возрастающим количеством коммеморативных практик (к числу которых относятся и кинематографические произведения) в честь юбилейных дат победы в Великой Отечественной войне. Эмпирическая база исследования основывается на анализе широкого российского кинопроката и отечественной кинофестивальной отрасли 2000-2019 гг.

Работая с феноменом прошлого, военный кинематограф неизбежно создает его экранную интерпретацию, которая вследствие широкого тиражирования становится актом политики памяти, направленной на формирование и поддержание социальной идентичности. Целью исследования является выявление аксиологической составляющей российского военного кинематографа XXI века посредством анализа ценностных программ киногероев. Прослеживая сущность и логику формирования советского политического «мифа о войне» в кинематографе, можно сделать вывод, что данная парадигма репрезентации военного прошлого до сих пор наличествует на экране, принимая форму коммеморативного кино. Аксиологическую оппозицию этому направлению составляет сегмент ревизионистского кино, которое не воспроизводит советский миф, а переосмысливает и проблематизирует события военного прошлого. Посредством анализа ревизионистских фильмов выявляются новые варианты репрезентации травмирующего военного опыта на экране, что позволяет сделать вывод об аксиологической составляющей коммеморативного и ревизионистского кинематографа.

Маслобоева О.Д. 2020. Философско-антропологический проект российского органицизма и русского космизма в контексте современной исторической ситуации: монография. Москва: ИНФРА-М. 390 с. (Научная мысль). DOI 10.12737/1070337

Кожокин Е.М. 2020. Революция и её преодоление: очерки истории российской ментальности. Москва: МГИМО-Университет. 270 с.